— Ночами должно спать, а не свечи жечь, — спародировала я нашего завхоза, — вы-то сейчас свалите, а я, глядишь, чуток вздремнуть успею.
— Девчонки, я в шоке! — сообщила, влетая, Нара. — У вас рука болит?
— Что, у тебя тоже?
— Да чуть не удрала прямо оттуда! — Нара скинула платье на тумбочку и начала натягивать дорожный костюм.
— Почему так, не знаешь? Может, вам ещё чего без меня говорили? — спросила я, тоже выползая из платья.
— Только то, что узор каждая пара свой получает, неповторяющийся, — одна из девушек подошла к окну и стала рассматривать рану в лунном свете. С моего места было видно, что вокруг запястья набух толстый браслет, уродующий изящный силуэт руки.
Я неохотно встала с кровати, прошлёпала босыми ногами к хозяйственному ящику и достала последнюю заговорённую свечу.
— Кто будет зажигать? — Обычно желающих было хоть отбавляй, хотя надо-то выговорить одно слово.
— Сама, — устало отозвались девушки.
— Файре! — скомандовала я.
Жёлтый огонёк осветил поверхность стола и свадебное "украшение". Даже смотреть на ожог было чудовищно больно. Никакого узора не просматривалось. Вспухший, с просвечивающим сквозь лоскуты кожи мясом, широкий кровавый браслет до сих пор полыхал огнём. Я сильно сомневалась, что смогу сегодня уснуть. И тут же одёрнула свои мысли, вряд ли нынче получится нормально выспаться совсем по другой причине, чем саднящая рана.
— Девчонки, вы тут? — в дверь ввалилась новая компания с Данкой во главе. — Вас там мужья ждут у спальни.
Зависло короткое молчание. Потом Нара встала и, не одёргивая сбившееся покрывало, подняла собранный ещё с вечера рюкзак.
— Прощайте, девочки.
— Доброго пути, подруга.
— Не забывай писать!
Девушки тоже засобирались. Началась круговерть, когда одни входили в дверь и на ходу прощались с выходящими, другие бегали по комнате то умываться, то переплетаться. Я успела переодеться и теперь помогала с затянувшейся шнуровкой, перекрутившимися лентами, обнимала на прощанье, просила писать и обещала сама.
Наступил момент, когда в разгромленной комнате остались мы с Данкой вдвоём. Переглянулись в наступившей тишине:
— Ты как?
— А ты?
— Я хорошо, — довольно сказала Данка. — И знаешь, что?
— Что? — простодушно спросила я.
— Он классно целуется!
— Когда это вы успели? — Я затушила свечу, и комната вновь осветилась голубоватым лунным сиянием.
— Успели, — настроение подруги внезапно переменилось, — Варь, ты сходи к моим на могилки, ладно?
— Могла бы не просить, — я вытащила свой рюкзак и постаралась как можно аккуратнее запихнуть бальное платье. А ещё туфельки! Ни одна из девчонок не оставила в комнате личных вещей, слишком мало их было у нас, чтобы разбрасываться. — А ты чего не собираешься?
— Тьен сейчас лечится в Бартонском госпитале, его только через три дня должны выписать. Но он обещал постараться отпроситься уже завтра. — Подруга прошла к своей кровати и уселась, раскинув пышную юбку бального платья. — Так что я сегодня снова ночую здесь. А ты?
Я посмотрела на стрелки настенных ходиков. Незаметно пролетело уже больше двух часов.
— А меня, наверное, уже ждут. Прощай, Данка, пиши чаще, хорошо?
Мы обнялись.
— Береги себя, Варьяночка, — всхлипнула Данка, — и спасибо тебе.
В комнату вошла куратор.
— Варьяна, в чём дело? Тебя уже полчаса муж ждёт.
— Иду, — я оглянулась, охватывая взглядом залитую лунным светом комнату, растрёпанную Данку в бальном платье и смятые постели, ожидающие следующих воспитанниц.
Куратор вышла, и я поспешила за ней. Светлое платье наставницы еле угадывалось в двух метрах передо мной. Никогда ещё не приходилось покидать дортуар в такой темноте. На последние метры коридора падал свет из открытых дверей в холл. Куратор остановилась:
— Номер четырнадцать просила передать тебе.
— Спасибо, — я бережно приняла Томкин травник.
— Не за что. Держи аттестат с новой фамилией и поторопись.
Я закопошилась, втискивая драгоценную тетрадь с документом в рюкзак между бальным платьем и нижним бельём.
При звуке наших шагов единственный человек в холле отвернулся от картины и подошёл ко мне.
— Я готова, — поспешно заверила я мужа, опасаясь его реакции на задержку.
— Хорошо, — только и сказал он, забрал мой рюкзак и кивнул куратору, — всего доброго, лери.
Коляска катилась по ночной столице. Вопросы о будущем занимали все мои мысли, не позволяя оценить архитектурное великолепие Бартона. Номер 2 сидел напротив, я кожей чувствовала его взгляды, но упорно разглядывала тёмные силуэты домов.