Водопад появился так внезапно, что я будто споткнулась и замерла.
– Не ходи со мной, ладно? – попросила Аннабет. – Мне очень понравилось быть смелой.
– Аннабет…
– Не плачь.
– Прости меня. Прости за все, ладно? Я так хотела с тобой дружить! Я так мечтала помириться. У меня никогда не было такой подруги. Я так буду скучать! Я уже скучаю!
Прощай, Деллин Шторм. Спасибо, что пригласила за свой столик.
– Знаешь, – Яспера впервые заговорила, когда мы остановились у самого края воды, рядом с мокрыми камнями, – а ты не так уж и бесишь.
– Вот это комплимент, – улыбнулась я.
– Но в учебе все равно полная бездарность.
– Да, пожалуй. Зато живая.
Она рассмеялась.
– Несомненное достоинство.
– Чего бы ты хотела? Дальше, за гранью?
– Какая разница?
– Помечтай. Я люблю мечтать. О том, как все круто, как я счастлива, как занимаюсь разной ерундой… мечты о Земле помогали мне, когда шансов почти не было. Мечтать полезно. Знаешь, души по-разному ведут себя перед тем, как я приму решение. Кто-то плачет, кто-то сожалеет, кто-то говорит слова любви. Но мало кто мечтает. Если бы сейчас ты была совершенно свободна, какой выбор ты бы сделала?
Мы вместе смотрели на потоки воды, с грохотом спадающие на камни.
– Я бы хотела новое тело, – наконец сказала Яспера. – Без чужого сердца, без шрамов, без тьмы внутри. Но чтобы воспоминания не отбирали. Чтобы я помнила Кроста, что значит любить или как нам было весело. Как он брал меня с собой на Землю.
– Тебе там понравилось?
– Да. Очень. Красивый мир.
– Дай руку, – попросила я.
Она, конечно, была невесомой, прикосновение напоминало легкий ветерок. Тонкие пальцы судорожно сжали мою руку. Страх перед концом пути окончательно стер ненависть Ясперы. Или не страх? Сейчас я была не темной богиней, из-за которой ее так долго мучили, сейчас я помогала ей уйти. Дала возможность попрощаться.
– Хотя на самом деле, – Яспера улыбнулась, – я бы хотела жить. Плевать, в каком теле. Просто жить, дышать, видеть его, знать, что он счастлив. Учить детей… научить их хоть чему-нибудь. Завести своих.
– У меня к тебе будет просьба, – сказала я. – Когда-то давно, еще во времена работы горничной, я разговорилась с клиентом. Он был греком, каким-то бизнесменом, занимался продажей домов и всего такого. Он любил поболтать, пока я делаю уборку, и однажды рассказал мне о том, что на острове Санторини – очень красивом, кстати, острове – продают интересное вино из винограда, который очень долго лежал на солнце. «Винсанто» или как-то так. Когда появится возможность, передашь бутылочку, ладно? Всегда хотела попробовать.
– Не понимаю… – Она нахмурилась.
– Просто пообещай. Поймешь.
– Хорошо. Все, что скажешь.
– Тогда удачи, Яспера. Не знаю, какое имя тебе дадут, но сердце у тебя будет точно новое.
Небольшой сияющий ураган, напоминающий портал, за считаные секунды развеял образ демоницы, стоявший передо мной, и в тот момент, когда последние огни другого мира погасли, умолк и водопад. Последняя душа получила свой приговор.
Я вряд ли имела право отправить Ясперу на перерождение на Землю, да еще и проигнорировав время, но больше в этом мире некому было мне приказывать.
Некоторые мечты должны сбываться.
– И что? Это конец? Кажется, я до сих пор не могу в него поверить.
Кейман прошелся по поляне, держа руки в карманах. В его глазах уже не осталось боли, только немного усталости и, пожалуй, облегчение.
– Не конец, – сказала я.
Посмотрела на чернеющую пустоту подземного мира.
– Есть еще кое-что.
– Что?
– Мне нужно туда. Ненадолго. Потом я вернусь, и мы поговорим…
– Нет, – отрезал Крост. – Я больше не пущу тебя что-либо делать одну. Нравится тебе или нет, мы – вместе. Ты любишь Бастиана, но это не значит, что мы теперь не близки. Это наш мир, и мы будем хранить его вместе, где бы ни находились.
У меня не осталось сил спорить.
– Тогда идем.
Нечто подобное я уже видела во сне, но тогда Таара брела этим путем измученная и раненая, брела к хаосу, чтобы покончить со всем миром. Сейчас я немногим отличалась от нее физически – каждый шаг давался с трудом, но вот цель пути была немного иной.
Крост крепко держал меня за руку, уверенно ступая следом. Он еще не видел ее, но наверняка догадался, кто будет ждать в конце пути, и хотел с ней встретиться.
Можно ли было назвать смерть матерью и для него? Мне не хотелось думать об этом. Я была смертной куда в большей степени, чем хотелось бы существу, однажды назвавшему меня дочерью. Стены вокруг должны были быть мне родными, но ничего, кроме холода, исходящего от них, я не ощущала.