И любви к маме тоже не осталось. Пазл наконец сошелся. Частичка моей души встала на место, а та часть, что еще скучала по семье, наконец нашла семью, настоящую.
– Ты ведь уйдешь, да? – спросила я. – На Землю.
– Я не брошу тебя, Делл. Но да, я уйду. Мне надо немного времени.
– Немного в категориях бессмертных богов?
Он улыбнулся.
– Возможно. Я очень долго жил в ожидании дня, когда исправлю свои ошибки. Хочу попробовать не наделать новых. Ты справишься, помнишь снежных фениксов? И знаешь, я это понял на посту директора, иногда адептов нужно отпускать в свободное плавание. Они удивительно быстро взрослеют.
– Мы пришли.
Мама улыбалась так, как улыбается радушная хозяйка, встречая гостей. Восхищенно окинула взглядом Кроста – свое лучшее творение, душу Штормхолда. За ее спиной бесновался хаос.
– Я так рада видеть вас. Невероятно. Вы победили. Вы первые мои дети, ставшие достойными моего мира…
– Он убил моих друзей.
– Да, Таара, век смертных короток. – Она равнодушно пожала плечами. – Что ты хочешь от меня?
– Поддержки, мама. Я хочу, чтобы ты поддержала меня. Сказала, что Аннабет будет хорошо в новом воплощении. Что я поступила правильно с Ясперой. Что все эти жертвы – ради будущего, нового мира, где нет места таким зверствам. Что Баон погиб, не чувствуя ненависти за то, что с ним сотворили. Что Бастиан любит меня и мы хорошая пара. Что ты мной гордишься и что все будет хорошо. Вот чего я хочу от тебя, потому что ты очень хорошо играла роль моей матери. Я в это поверила.
– Ты должна быть сильной, Таара. Посмотри на Кроста. Ты должна быть его достойна.
– Мое имя Деллин.
– Теперь, когда баланс восстановлен, ты должна встать рядом с Кростом, чтобы выполнять ту роль, для которой создавалась.
– Мама…
– И вы с этим драконом не пара, Таара. Ты – половинка Кроста, ты ему предназначена. И если ты не можешь это понять, то я сама исправлю ошибку…
– Мам.
Я сделала шаг к ней.
– Тебя ждет отец.
Вложив в последнее усилие все оставшиеся силы, Таара толкнула смерть навстречу хаосу. Языки его пламени ласково обхватили ее тело, утаскивая вниз. Туда, где смешались четыре стихии, туда, где неутомимо горел бесцветный огонь.
Туда, где ритмично и сильно билось сердце мира под названием Штормхолд.
Ее, Деллин Шторм, мира.
– Дамы и господа! Леди и лорды Штормхолда! Я, Клиффорд Хит, невероятно счастлив приветствовать вас на первых Королевских Крылогонках среди адептов магических школ!
Трибуны взорвались овациями, и у меня желудок скрутило в букву «зю». Наверное, я никогда не научусь выступать перед публикой. Хотя все же летать куда проще, чем говорить. Надо срочно определяться с будущей профессией, иначе мать Бастиана до конца жизни будет говорить, что ее сын связался с какой-то уличной девкой, темной, да еще и иномирянкой.
Я часто вспоминала один из наших приездов во Фригхейм. Как Брина бросилась мне на шею, истошно визжа, ее счастливое «Какие же вы у меня котики!». Ее слезы по Аннабет и робкое счастье от ухаживаний ярла – Агейр пошел в атаку. Она и две маленькие девчушки, младшие ди Файр, стали первыми искрами в только-только отогревающемся сердце.
С Фригхеймом у меня ассоциировалось уютное тихое счастье. И еще Бастиан, качающий на руках разболевшуюся Китти. Читающий на ночь книжку для Белль. И то, как мы с ним вместе сидели в их спальне, когда на Фригхейм опустилась жуткая метель. Она завывала в трубах, девчонки хныкали, а мы лежали по разные стороны кровати и – потом оба в этом признались – представляли, как будем родителями. Я ужасно испугалась тех мыслей и пугалась до сих пор, но еще…
Еще Фригхейм был настоящим владением Снежной Королевы. Амаль ди Файр была самой роскошной (после Рианнон, разумеется) светской леди, что мне доводилось встречать. Она красила волосы в холодный блонд, всегда выглядела так, словно собиралась на прием по меньшей мере к королеве, ненавидела громкие голоса и снисходительно относилась даже к ярлу Фригхейма. А тот, имея виды на Брину, не решался поставить излишне пафосную гостью на место.
Конечно, леди ди Файр так и не смирилась с выбором сына. До Фригхейма доходило не так уж много прессы, но кое о чем слышали и там, да и неизвестно, что она видела в замке между мной и Кростом. Можно было тысячу раз объясниться, уверить ее, что мы всего лишь прощались. Но какой в этом смысл, если человек не хотел слушать? Меня окатили презрением, окрестили «этой девкой» – и обвели назначенный день свадьбы черными чернилами.