Она подняла на него глаза, и у него вновь перехватило дыхание. Ее глаза были такими ясными, такими нежными, что ему отчаянно захотелось ее поцеловать. Бог мой, он всегда действовал быстро, но чтобы так быстро! Он познакомился с ней всего пару минут назад, и вот ему уже не терпится поцеловать ее прямо в толпе танцующих выпускников. Ее губы приоткрылись в улыбке, тонкие руки обвили его в танце, который внезапно показался ему и откровенным, и одновременно сдержанным. Она чуть подняла подбородок. Он не отрываясь смотрел на ее губы. Она выдохнула его имя:
– Джонни.
Он прикрыл глаза, ощущая на губах ее теплое дыхание.
– Джонни…
А потом она исчезла. Его руки еще хранили воспоминание о ее теле. Щеки после танцев горели огнем. В голове еще слышались отзвуки песни, под которую они вместе плыли по залу. Он резко открыл глаза и сел в кровати, но тут же закричал от резкой боли в груди и правом плече, словно проснувшейся вместе с ним.
– Джонни?
Голос больше не принадлежал ей. Интересно, в какой момент с ним заговорила другая, та женщина, которая утверждала, что они брат и сестра? Сейчас она стояла у его кровати.
– Кардиомонитор стал пищать так, словно у тебя остановилось сердце. Прости, что я тебя разбудила… но я испугалась. Наверное, тебе снился настоящий кошмар.
Джонни чуть не расхохотался, услышав эти слова. Настоящий кошмар начинался, когда он открывал глаза. Но он промолчал, понимая, что любой его комментарий прозвучит как жалоба на превратности судьбы. Она лишь старалась ему помочь. Она все время была рядом с ним, ни разу не вышла из себя, не обратилась к нему сердитым или злым тоном, хотя он постоянно срывался на нее от гнева и растерянности. Он поступил так, как она велела, лишь потому, что не знал, что ему еще делать. Он заявил врачам, что не помнит, кто он такой, а все остальное сделала она. Она общалась с персоналом больницы и следила за тем, чтобы о нем хорошо заботились.
Она была похожа на его маму. Правда, ни мамину красоту, ни эффектную внешность она не унаследовала. А еще она была похожа на Билли: те же темные волосы, та же вихрастая челка. От этого ему было легче смириться с тем, что она – родня… и сложнее принять, что остальных нет в живых.
Джонни снова лег на спину и уставился в потолок. Сквозь жалюзи в палату просачивались лучи вечернего солнца, напоминавшие ему о том, что он целыми днями только и делает, что спит. Врачи говорили, что это нормально, потому что он идет на поправку. Судя по всему, так и было, потому что поправлялся он на удивление быстро. Но ему было на это совершенно плевать. Он с благодарностью погружался в забытье, которое уносило его прочь от отчаяния, наполнявшего каждый миг бодрствования. Джонни закрыл глаза, мечтая снова вернуться в тот сон.
Да, это и правда был сон. Теперь, наяву, он вдруг понял, что за незнакомка ему приснилась: та самая девушка, что вчера выплакала все глаза у его кровати. Девушка, которую он не вспомнил. Маргарет. Мэгги. В его сне она была без очков, и все же он ее узнал. А вот выпускной был таким же, как в жизни, до малейших деталей. Он так ясно все помнил. В конце концов, это ведь было всего пару недель назад. Ему пришлось осадить себя. Это ему так кажется. Но если верить Джиллиан Бэйли, то сегодня пятое марта две тысячи одиннадцатого года. А значит, с выпускного бала тысяча девятьсот пятьдесят восьмого миновало уже почти пятьдесят три года.
Он пригласил Пэгги Уилки. На ней было розовое платье с декольте, великолепно подчеркивавшее ее щедрые формы. Картер чуть не умер, когда увидел ее, и весь вечер только и делал, что вился рядом с ней, хотя должен был развлекать свою грымзу-кузину. Во сне все было так же, как наяву: те же люди, те же рыболовные сети и блестящие обитатели моря, тот же тесный галстук-бабочка у него на шее, то же желание поскорее избавиться от него. Все было так же… за исключением той девушки, Мэгги. Забавно, в его сне на ней было платье, в котором пришла на бал Айрин Ханикатт. Ему запомнилось это платье. В красном была одна Айрин, остальные девицы нарядились в пастельные тона. Заметив Айрин в таком наряде, все принялись шушукаться, и Айрин сникла под пристальными взглядами толпы. Он решил, что она выглядит просто чудесно, но ей самой явно казалось, что с платьем она прогадала.
В его сне на Айрин было воздушное платье персикового цвета, на тоненьких, украшенных блестками бретельках. Он танцевал с ней – так же, как и наяву, и даже песня была та же самая. Отличалось лишь платье. Как странно. Чего ради его подсознание нарядило Мэгги в платье Айрин Ханикатт и отправило на выпускной бал? Он ясно видел ее, в красном платье, с длинными волосами, посреди школьного зала, словно и она тоже стала частью воспоминания.