Я плохо помню, как заканчивается фильм, но помню, что как-то плохо. Я страшно переживала за эту Тину, за умирающего раненого, я даже плакала…
И когда зажёгся, наконец, свет в зале, я не сразу смогла прийти в себя. Я очнулась, когда в зале уже было пусто. А я всё ещё сидела на корточках перед экраном… Вокруг меня никого не было. Сумочки моей тоже не было. Наверное, кто-то случайно взял, по ошибке.
Я вышла на улицу. Я думала, меня там ждут Мишка и тётя Люба у выхода. Но их не было. Я подумала, что они ждут меня у другого выхода – с противоположной стороны. Я обошла кинотеатр вокруг. Никого не было. Я подумала, что они, наверное, тоже ходят вокруг кинотеатра в поисках меня. И тогда я решила просто стоять и спокойно ждать их. Я стояла и ждала. Долго ждала. Очень долго. Было жарко и страшно хотелось пить. Мне было жалко мою потерянную сумочку. Во-первых, потому что это был мамин подарок, а во-вторых, потому что там были денежки на мороженое и на газировку.
Постепенно до меня дошло, что Мишка с мамой попросту уехали домой без меня. Мне это показалось очень странно… Как-то неправильно. Я ещё подождала. Я подумала: вдруг они гуляют где-то в парке и сейчас вернутся? Но они не возвращались. И я поняла, что мне надо добираться домой самостоятельно. Не стоять же здесь вечно! И я пошла искать остановку троллейбуса. Я быстро нашла ту, на которой мы сошли. Перешла улицу и стала искать остановку там – чтобы уехать в противоположную сторону. Но остановки нигде не было! Я обнаружила, что на этой улице – одностороннее движение, и в противоположную сторону вообще ничего не едет. Но где-то же есть эта остановка! Должна быть!
И я стала бродить по улицам и скверикам, но здесь было всё так перепутано, здесь, в центре, улицы не прямые, а какие-то все кривые, и повсюду эти маленькие скверики, я совершенно в конце концов запуталась… Несколько раз я возвращалась обратно к кинотеатру с тайной надеждой, что Мишка и тётя Люба меня там ждут. Но их не было. Остановки тоже не было. Можно было, конечно, попросить милиционера, чтобы он подсказал мне. Милиционер-регулировщик стоял в центре площади и махал полосатой палкой. Но, как всякий нормальный ребёнок, я милиционеров боялась. Я боялась, что он не станет мне подсказывать, где моя остановка, а возьмёт крепко за руку и отведёт в детскую комнату милиции. Вот этого я боялась больше всего. И потом, мне было просто-напросто стыдно, подойти и сказать: «Я не могу найти свою остановку». Ведь я взрослая, мне через два месяца восемь лет!
И тут я увидела автобус 69, который развернулся и остановился неподалёку. Это был родной мне автобус. Автобус, на табличке которого было написано: ПОЛИГОННАЯ УЛИЦА! Он ехал прямиком до моего старого дома! Решение созрело мгновенно: я поеду к нашим соседям. К тёте Вале. И спрошу у неё, как мне добраться до проспекта братьев Коростелёвых. Я вскочила в автобус, и он тут же отъехал. Ко мне подошла кондуктор: «Девочка, оплачивай проезд».
– У меня нет денег.
– Тогда выходи на следующей остановке. Без билета ехать не положено.
Но тут все пассажиры в автобусе вступились за меня:
– Сегодня ведь праздник! Всенародный детский праздник! Пусть себе едет ребёнок!
И кондуктор помиловала меня.
Так я доехала до Полигонной. Я здесь не была почти год. Я очень удивилась, увидев, что вся степь за нашим домом превратилась в сплошную стойплощадку. Здесь строилось много-много маленьких домиков… Как будто скворечников. Кто-то из пассажиров автобуса сказал недовольно:
– Вот, понагнали сюда цыган! Чтоб они тут, видите ли, вели осёдлый образ жизни!
– А с чего вы взяли, что это цыгане? – спросил кто-то.
– А кто ж они? Посмотрите, какие чёрные! Теперь вот за детей своих будем бояться! Интересно, насколько они тут задержатся?… Всё-таки цыган он и есть цыган – ему бродяжить нужно, попрошайничать и воровать. Детей в том числе…
У меня при этих словах что-то ёкнуло внутри. Я дома много раз слышала разговоры о том, что цыгане воруют детей. Мишкина мама часто приходила к нам по вечерам, на чашечку чая, и рассказывала всякие ужасы. Что город и область наводнили цыгане. Что они воруют русских детей и воспитывают их, как цыган: учат воровать и попрошайничать. И очень скоро русского ребёнка уже не отличишь от цыганского. Если русского ребёнка никогда не мыть, то он тоже станет таким же чёрным, как цыган. Мне было страшно всё это слышать. Тем более мама и тётя Люба тут же строгим голосом говорили нам с Мишкой: «Чтобы со двора ни шагу! Гулять – только во дворе!» И мы послушно кивали головами. Конечно, быть украденными цыганами нам вовсе не хотелось.