— Зачем ей это делать? — спрашивает Морган.
— Потому что она ревновала, — говорит она. — Она была последней, кто потерял девственность, и поэтому она...
— Ты не могла бы остановиться? — Вмешиваюсь я. — Это смешно.
— И она мертва, Одри, — добавляет Морган. — Ты не можешь так говорить о ней.
Звенит звонок, мы собираем свои вещи и возвращаемся к шкафчикам. Тревор следует за мной к моему шкафчику и ждет, когда мы пойдем в математическое крыло.
— Ты сегодня какая-то тихая.
— Ага.
— Ты уверена, что с тобой все в порядке? Он здесь? Тебе страшно?
— Нет, я не боюсь. Я не хочу говорить о Девоне, хорошо? Никогда.
— Ладно, прекрасно. Но если ты действительно хочешь поговорить...
— Тогда я позову гребаного психотерапевта, — огрызаюсь я.
— Расслабься. Я просто пытаюсь помочь.
— Мне не нужна никакая помощь, Тревор.
Он обреченно качает головой и ничего не говорит.
Мы одни из последних, кто покидает зал, и когда мы поворачиваем за угол, Тревор берет меня за руку и переплетает наши пальцы. Это кажется неестественным, будто тараканы ползут по моим рукам. Я небрежно высвобождаю руку из его хватки, притворяясь, что мне нужно поправить сумку на плече.
— Я могу поднести ее для тебя, если хочешь, — говорит он.
— Нет, — говорю я ему. — Я справлюсь.
Он снова хватает меня за свободную руку, и я позволяю ему, внутренне съежившись, благодарная за то, что его класс следующий.
— Увидимся позже, Элли.
Звенит звонок, когда он оставляет меня в холле, показывая, что я снова опаздываю. Трудно переживать из-за опоздания на урок, особенно, если я собираюсь его прогулять.
Я теряюсь где-то в этих мыслях, когда чья-то рука хватает меня за предплечье и тащит в пустой класс.
— Девон? Девон, прекрати! Ты делаешь мне больно. Что ты делаешь? — протестую я, пытаясь вырваться из его хватки. Он ничего не говорит, таща меня через темную комнату к резаку для бумаги промышленного размера. Он поднимает лезвие и прижимает мою руку к разделочному коврику так, чтобы лезвие было на уровне моего запястья.
— Тревор?! — он кричит на меня сквозь стиснутые зубы. — Тревор?! Ты, бл*ть, издеваешься надо мной, Эллисон?
— Нет, — говорю я ему. — Нет, ничего нет между нами, я клянусь. Я никогда не прикасалась ни к нему, ни к кому-либо еще. Я...
— Ты лжешь! Боже, ты когда-нибудь перестанешь врать?
— Девон, — начинаю я и кладу свободную руку ему на щеку. — Девон, мне так жаль. Ты можешь причинить мне боль, если захочешь, если тебе от этого станет лучше. Мне все равно было больно. Для меня это ничего не изменит.
Он отдергивает голову от моей руки.
— Не могу поверить, что я когда-то повелся на это дерьмо, — смеется он. — Ты жалкая, ты знаешь это?
— Я просто рада, что с тобой все в порядке.
— Ты думаешь, я в порядке?! — отвечает он, его тон пропитан яростью. — Разве похоже, что я, бл*дь, в порядке?
Он одновременно отпускает нож для резки бумаги и мое запястье, и я выдергиваю его с пути лезвия как раз вовремя. Я прижимаю руку к груди, пульс учащается, дыхание учащается.
— Девон…— начинаю я снова.
Я кричу, когда он протягивает руку, хватает меня за волосы и дергает мою голову вниз, к разделочному коврику. Я снова слышу отчетливый звук поднимающегося лезвия и зажмуриваю глаза, когда слышу, как оно опускается, прорезая мои волосы.
— Что ты сделал?! — восклицаю я, глядя на двадцатисантиметровую прядь волос, все еще зажатую в его кулаке. Я провожу руками по волосам и смотрю, как они падают на землю кусками. То, что осталось, кажется, оседает чуть ниже моего подбородка. — У меня из-за этого будут неприятности!
— Ты думаешь, мне не насрать на то, что с тобой теперь будет? Это только начало, Элли.
— Это не ты, — говорю я ему, мои глаза наполняются слезами. — Совсем.
Он сокращает расстояние между нами, хватая меня за подбородок и поднимая мою голову так, что мы оказываемся лицом к лицу, несмотря на то, что во мне сто семьдесят сантиметров против его ста восьмидесяти пяти.
— Посмотри хорошенько. Потому что, уверяю тебя, это я.
— Ты не можешь причинить мне боль, — говорю я ему. — Ты не можешь сделать ничего такого, что заставило бы меня чувствовать себя хуже, чем я уже чувствую.
— Если это то, что ты думаешь, то ты действительно такая глупая, как все говорят.
Я вырываюсь из его хватки и поворачиваюсь к двери, позволяя слезам, которые я сдерживала, пролиться. Когда я это делаю и рыдание вырывается из моего горла, он смеется.
Смеется. Он.
Я ускоряю шаг и вместо того, чтобы опоздать на урок математики, направляюсь к своему шкафчику и роюсь в нем, пока не нахожу ножницы.
— Что случилось?— спрашивает голос.
Я закрываю шкафчик с ножницами в руке, поворачиваюсь к Лорел, юниорке, с которой в прошлом году бегала на легкой атлетике, и вздыхаю. Она одна из тех людей, которые однажды проявили ко мне минутку доброты — маленькую, которая имела значение.
— Девон... Он... Ты можешь мне помочь? — Я всхлипываю, протягивая ножницы.
— Пойдем, — говорит она. Она берет меня под руку и ведет по коридору в раздевалку. Я сажусь на скамейку, и, не спрашивая подробностей, Лорел приглаживает мне волосы, пока я плачу.
— Это не так уж плохо, — говорит она мне. — Это выглядит шикарно — подчеркивает твои скулы.
— Да, точно.
— Что ты собираешься теперь делать? — спрашивает она.
— Я не знаю. Наверное, просто спрячусь здесь до тренировки по волейболу. Я не хочу кого-либо видеть прямо сейчас.
— Держу пари, он все еще любит тебя, — говорит она.
— Нет, — говорю я ей. — Он ненавидит меня. И он должен ненавидеть меня. Я ненавижу себя.
Не так сильно, как я ненавижу Дарси. Я бы хотела, чтобы она все еще была здесь. Не только потому, что меня не было бы в этом гребаном кошмаре, но и потому, что мне никогда не удавалось накричать на нее, мне никогда не удавалось встряхнуть ее, сломать нос или наказать за то, что она сделала.
— Черт! — Я кричу, прежде чем встать и ударить кулаком по металлическому шкафчику передо мной.
— Это хороший способ закончить карьеру на скамейке запасных из-за травмы, — говорит Лорел.
Она права. Мне повезло, что шкафчики низкого качества, как и почти все остальное в нашей школе в маленьком городке с недостаточным финансированием. Но мне также на самом деле все равно. Я занимаюсь спортом в школе, поэтому меня не отправят домой. Приятно, что я действительно неплохо играю в волейбол, и мне это нравится.
Раздается звонок, возвещающий об окончании пятого урока.
— Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой? — спрашивает она. — Я могу.
— Нет, — говорю я ей. — Со мной все будет в порядке. Спасибо, еще раз, что помогла мне.
— Я здесь, если понадоблюсь, — произносит она. — Это всего лишь волосы, Элли. Они отрастут снова.
— Да, я знаю.
Я провожу руками по своим обрезанным волосам, в конце концов набираясь смелости встать и посмотреть в зеркало.
Я действительно выгляжу некрасиво. Я уродлива. И теперь это более очевидно.
Но я справлюсь. Мне просто нужно пережить эту неделю. Тогда я уйду, а Девон по-прежнему будет свободен, и он сможет жить дальше, быть счастливым и притворяться, что ничего этого не произошло. И я буду где-нибудь в безопасности, помня, что это произошло, с ощущением тисков, сдавливающих мои внутренности всякий раз, когда я позволяю своему разуму блуждать.