— Мы должны отвезти тебя в больницу, Элли.
— Я не могу идти, Девон. Мне так больно.
— Тебе придется позволить мне нести. Это будет больно, но у нас нет выбора, Элли. Я сейчас подниму тебя, хорошо?
Она кивает, и я протягиваю руку под ее тело и поднимаю ее с кровати. Она стонет от боли и прячет лицо у меня на груди.
— Все в порядке, — говорю я ей, быстро вынося ее из комнаты и неся по коридору. — С тобой все будет в порядке. У тебя отлично получается.
Она стискивает зубы и кричит, пока мы спускаемся по лестнице.
— Я сейчас поставлю тебя, чтобы открыть входную дверь, хорошо? Потом мы пойдем. Моя машина недалеко.
— Камеры... — начинает она.
— Ты уже видела меня, — говорю я ей. — Все в порядке. Тебе никогда не придется возвращаться.
Я опускаю ее на пол в гостиной, как и обещал, отпираю входную дверь, затем несу ее через двор к своей машине и сажаю на переднее сиденье.
— Девон, — она почти хрипит, — мой телефон в сумке... во дворе под окном моей спальни. Ты можешь его достать?
— Да, я принесу.
Я бегу обратно к дому, затем на задний двор и нахожу спортивную сумку, лежащую на верхушке кустарника. Я хватаю ее за ручки и бегу обратно к машине, забираюсь внутрь и быстро завожу ее.
Она подпрыгивает, когда я перегибаюсь через нее и пристегиваю ремень безопасности, затем принимает прежнее положение, прислонившись к окну. Я лечу по соседству к мосту и примерно через двадцать минут заезжаю на больничную стоянку.
— Оставайся здесь, Элли, — говорю я ей. — Я захвачу инвалидное кресло. Я запру двери, хорошо?
Она качает головой.
— Нет. Не оставляй меня здесь.
Я показываю на ее окно.
— Посмотри. Отсюда видна входная дверь. Я скоро вернусь, обещаю.
Я выхожу из машины и через несколько секунд слышу, как хлопает вторая дверца. Элли хватается за живот и прислоняется к борту машины, шаркая ногами вперед.
— Мне кажется, я умираю, — говорит она. — Так больно.
Я бросаюсь к ней, снова поднимаю ее на руки и несу к зданию. Я сажаю ее в инвалидное кресло у входной двери, затем работники вручают мне кое-какие документы и сразу же отвозят ее в палату. Фельдшер укладывает ее на кровать и начинает задавать вопросы, на которые она не хочет отвечать.
Мои мысли возвращают меня в то время, когда мне было четырнадцать, и моя мама лежала в больнице, выглядя такой же маленькой, хрупкой и напуганной. Однажды ночью она потащилась в дом соседей после того, как Джек избил ее, и они позвонили в 911. Мои бабушка и дедушка приехали забрать Айви. Полиции потребовалось несколько дней, чтобы найти его.
— Мы скоро вызовем сюда медсестру, — говорит мужчина. — Они поставят тебе капельницу. Я закажу обезболивающие и рентген. Они оценят уровень кислорода, и мы выясним, нужна ли тебе помощь в дыхании или ты справишься самостоятельно. У тебя есть какие-либо вопросы, Эллисон?
Она качает головой.
— Я хочу поговорить с офицером полиции, — говорю я ему. — Это с ней сделал член семьи — ее тетя.
— Девон, нет.
— Я дам им знать, — говорит фельдшер, прежде чем покинуть комнату.
Я пересекаю комнату и подхожу к темноволосой девушке, лежащей на кровати и смотрящей в потолок. В таком виде она выглядит намного меньше, чем обычно.
— Эй, — говорю я. — Можно мне прилечь с тобой?
Она кивает, и я забираюсь в кровать рядом с ней. Я беру ее за руку, а она смотрит прямо перед собой, ничего не говоря.
— Элли, что случилось?
— Это была не она, — говорит Элли. — Это был он. Я собиралась уехать. Нашла убежище, собрала сумку, а потом…он вернулся домой и поймал меня. Я наполовину высунулась из окна, и он ударил меня по грудной клетке... несколько раз, а потом он... он...
Она качает головой и снова отворачивается от меня.
— Эллисон...
— Хорошо, — говорит молодая женщина, отодвигая занавеску. — Я Мелоди. Я буду твоей сиделкой. Можешь ли ты подтвердить для меня свою фамилию и дату рождения?
Я жду, пока медсестра поставит Элли капельницу, и наблюдаю, как ее охватывает облегчение, когда обезболивающие начинают делать свое дело. Медсестра прослушивает ее легкие и проверяет уровень кислорода, затем принимает решение о том, что она достаточно хорошо дышит самостоятельно и ей не понадобится кислородная маска.
Они спрашивают ее, есть ли у нее какие-либо другие серьезные травмы, кроме тех, что нанесены на туловище. Она колеблется, прежде чем ответить «нет», и тогда медсестра говорит ей, что кто-нибудь спустится, чтобы отвезти ее в рентгенологию, когда они будут готовы, и покидает палату.
Но ярость бежит по моим венам, потому что я боюсь того, как она закончила бы это предложение.
— Я убьюего, — бормочу я сквозь стиснутые зубы.
— Разве ты не научился не говорить подобные вещи?
— На этот раз я серьезно, — говорю я ей. — Эллисон, он...
— Не говори этого, — умоляет она. — Пожалуйста, не говори этого.
— Тебе нужно сообщить в полицию, Эллисон. И медсестре — тебе нужно, чтобы они взяли анализы для исследования случаев изнасилования.
— Нет, — плачет она. — Нет, я не хочу. Я просто хочу уйти. Если бы двигаться не было больно, я бы убежала прямо сейчас. Это не будет иметь значения, Девон. Если ты любишь меня, пожалуйста, не заставляй меня.
— Такое случалось раньше?
Она кивает.
— Это в третий раз. Первый раз был... прямо перед моим семнадцатилетием. Я рассказала Грейс, и... это был первый раз, когда она ударила меня. Она назвала меня отвратительной. Сказала, что это моя вина.
Слезы щиплют мои глаза, угрожая пролиться, и я с трудом сглатываю.
— Я солгал насчет денег, Элли. Я не использовал их, чтобы заплатить своему адвокату, они все еще у меня. Под кроватью. Я верну их. Ты можешь идти.
Она смотрит на меня так, словно готова сразиться со мной — как будто хочет разозлиться из-за этого, но у нее просто нет на это сил. Я бы это заслужил. Она сказала, что все, что происходит с ней в том доме, теперь моя вина, потому что я взял ее деньги и разрушил планы. Так что... это тоже моя вина.
— Хорошо, — это все, что она шепчет.
И после того, как она уйдет… Я думаю, что действительно убью его. Потому что Элли права — это не имело бы значения. И если это так, то какой во всем этом смысл? Джек попытается убить меня и мою маму, а потом сможет проводить с Айви столько времени, сколько захочет. Марк насилует свою несовершеннолетнюю племянницу и становится конгрессменом. Мама Элли сидит в тюрьме, потому что она была в отчаянии, и ей некому было помочь. Тот, кто на самом деле убил Дарси, вероятно, никогда за это не заплатит, и наши родители страдают из-за этого каждую минуту каждого дня.
Это, бл*ть, несправедливо. И я думаю, может быть, мне стоит немного выровнять условия игры. И я мог это сделать. Может быть, год назад я бы и не смог, может быть, тогда я не был жестоким человеком, но, как я сказал Элли, сейчас я другой.
В палату заходит рентгенолог и говорит Элли, что они готовы принять ее наверху. Я начинаю подниматься, чтобы последовать за ней, но она говорит, что мне нельзя идти с ней. Я смотрю, как она уходит и меряю шагами комнату, нервно ожидая, кажется, целую вечность, ее возвращения.
Медсестра возвращается внутрь в сопровождении полицейского.
— Вы просили разрешения поговорить с офицером?— спрашивает он.
— Да, это так, — отвечаю я ему. — На мою девушку напал ее дядя. Она, вероятно, не станет с вами разговаривать, но я хочу подать заявление.