— Стреляйте, парни, — отдал он автомат молодым.
И парни стали стрелять. Гильзы летели на брезент.
— Попробуем «личное» оружие, — сказал Аким и выпусти обойму из «макарова» по грудной мишени. — Отставить «Огонь»! — скомандовал он солдатам. — Женя, иди — посмотри, что получилось, — сказал он «своему» молодому.
Женька ломанулся к мишени.
— Все попали! — крикнул он.
— А хули же! — по-французски отреагировал Аким. — С такой дистанции я ещё в учебке увольнительные выигрывал, — сказал он, повернув голову к молодым солдатам.
Молодым солдатам, может быть, и не было интересно, что он там выигрывал, но коль уж он сказал, то они обязательно должны спросить, что именно и как он выигрывал. И они спросили, делая заинтересованные лица. Увидев их лица, Аким, вставляя новую обойму, с удовольствием начал рассказывать:
— В общем, дело как было? Наш командир взвода, старлей, вывел нас, молодых тогда ещё, отслуживших месяц-полтора, на стрельбище. И говорит: кто лучше меня попадет в мишень — тому увольнительная в воскресенье в город. Отстрелялись все — у меня лучше всех. Старлей берет пистолет в правую руку, ею же — мизинцем и безымянным, зажимает свой рукав под ручкой пистолета и начинает целиться. Рукав натягивается — даёт дополнительную жесткость руке. (И Аким показал как). Вот, думаю, хитрый черт, но ничего — ждем. «Бах» — стрельнул взводный, руку согнул в локте и опять медленно целится, выпрямляя руку, натягивая рукав. «Бах» — второй раз, и опять медленно. «Бах» — третий. Подходим. У меня больше! О-па! — увольнительная. Тогда старлей говорит:
— Давай, курсант, так — сейчас стреляем по пять патронов. Ты выбиваешь больше — каждые выходные, когда нет нарядов, — ты в городе, в увольнении. Если я больше — каждую неделю твои родные присылают мне омуль. Идет?
— Нет, — говорю я. — Каждую неделю присылать не смогут. Раз в месяц — это нормально.
— Хорошо, — говорит старлей. — Раз в месяц, но по десять килограмм.
Ударили по рукам.
Отстрелялись. Подошли. Смотрим — у меня больше. Взводный за базар ответил. Вот так вот, я каждые выходные (ну, почти каждые) был в увольнении. И что очень важно — друган мой Санька Зарубин в госпитале лежал, с ногой мучился — так я имел возможность к нему почти каждое воскресенье наведываться.
Аким подошел к линии огня и выпалил по обойме с двух рук. Классно! Ему понравилось.
— А ну-ка заряжайте ещё, — скомандовал он. — Сейчас, как в Чикаго… — Не зная, что как в Чикаго, он не договорил, но и так стало ясно, что сейчас он будет извращаться с двумя пистолетами.
Постреляв с двух рук поочередно из каждого пистолета, потом — одновременно из обоих (чтобы ощутить, как подбрасывает руки). Потом от бедра из одного, потом — с левой, ещё — с обоих. Потом, держа пистолет горизонтально, потом — и тот и другой — горизонтально, потом всевозможные вариации на эту и другие темы — никто ведь не возражает — главное патроны отстрелять, а гильзы летят на брезент. А молодые смотрят с завистью. Он и разошелся. И вот, наконец, он решил, как в американских боевиках: чуть-чуть присел, вытянул пистолет перед собой, взяв его двумя руками, и стал медленно целиться в мишень. Если б Аким достаточно видел боевиков, то, возможно бы, он и обратил внимание на то, что там герои кладут левую руку под ручку пистолета, а не хватают ею сверху правой. Но он не достаточно смотрел боевиков. И когда нажал на курок, он сначала и не понял, что произошло. Через секунду, когда кровь полилась с ободранного затворной рамкой большого пальца левой руки, и Аким увидел кусок наполовину оторванной кожи на пальце, он понял, что ошибся.
— Ебаный в рот! — сказал Аким очень громко и несколько досадно, и стал трясти кистью левой руки, роняя крупные капли крови на зеленую траву. Правую руку с пистолетом, согнув в локте, он поднял кверху (опыт службы — великая вещь), и сморщился, сжав губы. — Твою мать! Бегом бинт тащите.
— Сейчас принесу! — Быстро сказал водитель «Урала», и, уже на бегу к машине, добавил. — У меня в аптечке есть.
Попрыгав на месте, кое-как вытащив обойму, пальнув оставшийся в патроннике патрон в сторону мишеней, Аким положил пистолет на стол и стал зализывать рану, пытаясь языком прилепить оторванный кусок кожи на место. Соленая кровь всё текла. Отняв голову от кровящего пальца, Аким серьезно спросил:
— Бинт где?
— Несу, несу, — запыхавшийся водитель рвал зубами перевязочный пакет, подбегая к Акиму.
Аким взял пакет, сам его распотрошил, толсто и грамотно перебинтовал себе палец и ладонь, и, заметив, что кровь остановилась, грустно улыбнувшись, сказал: