Выбрать главу

— Где раньше была военная тюрьма, — сказала она.

Ее отец служил в армии и даже был направлен в окутанную тайной провинцию Шаньси в экзотическом Китае.

— Что же, — спросил я, — побудило вас к карнавальной жизни?

Она очень легко передвигалась на костылях, её хромота была едва заметна.

— Карнавал принадлежит моему мужу. Он уже много лет добивается успеха, даже несмотря на то, что экономические дела в стране оставляют желать лучшего.

— Могу я предположить, что ваша фамилия О’Слонесси?

— Совершенно верно. Я бы представила вас своему мужу, но… — то, что осталось от её фразы, рассеялось, как пар, и её вездесущая улыбка тоже.

Задержка осознания потрясла меня. Подождите! — пришел мой возглас. — Её муж — владелец бродячего цирка и, по-видимому, его верховный иерарх…

Я уставился на движущуюся толпу.

А Блисс — проститутка…

По крайней мере, это было предположение механика Нейта, основанное на россказнях его доверенного лица. Этот вывод меня задел: О'Слонесси нанимает свою собственную жену в качестве леди на ночь!

Я подавил свой гнев и продолжил терпеть, как будто безраздельно наслаждаясь нашей прогулкой в нервном центре карнавала. Над нами, как огромные, лязгающие, металлические звери, вращались, крутились и парили аттракционы, в то время как их моторы выбивали стаккато в воздух. По обе стороны тянулись прилавки с разнообразными зрелищами или игровыми авантюрами: бросание колечек, игры в ракушки, кувалды, которыми нужно бить, чтобы поднять клэнгер до колокола и доказать свою физическую силу, прорицатели, «неестественные» медицинские образцы, акробаты и т. д., в другом случае безусловно, это всё могло бы меня заинтересовать. Однако сегодня они этого не сделали. Весь мой интерес был прикован к Блисс.

Однако по мере того, как она продолжала вести более разнообразные разговоры, этот «маячный» оттенок ее лица все больше уменьшался. Я приготовился уже было спросить ее о внезапной перемене в настроении, но — будь я проклят! — я потерял самообладание, как часто бывало в прошлом. Тем временем, пока мы шли, различные люди — разнорабочие, наездники, фактотумы, коренастые охранники, бродячие уборщики с мётлами и швабрами, похожими на алебарды, все они слишком ярко улыбались ей и сыпали обрывки приветствий, которые, как казалось, несли потаённый смысл между словами. Когда один из них — билетный кассир, с повязкой на глазу и блестящим прыщом на лбу — сказал:

— Эй, Блисс? Что скажешь, если потом я и ты, а?

Она не ответила, лишь молча нахмурилась и продолжила свой путь на костылях.

— О, Говард… — она вздохнула так, что её нежные плечи поникли. — Не знаю, что и сказать.

— Вам не нужно ничего говорить, если это вас не устраивает. Я очень доволен просто тем, что нахожусь в вашем обществе, — и после того, как я сказал это, я едва мог поверить в свою браваду.

— Ты ведь знаешь, почему Септимус позволил мне уйти? Ты должен знать.

Данный вопрос привёл меня в замешательство.

— Причина… я полагаю, состоит в том, чтобы дать вам перерыв и привести клиента к месту назначения, в данном случае, к продавцу засахаренных яблок.

Ещё несколько шагов на костылях. Только тогда я взглянул на её ноги, которые не сгибались, как следовало бы, а казались свернутыми.

Как кулаки.

Поверх них были натянуты белые носки. Кисти, — понял я. — Не ступни…

— Но ты, очевидно, встречался с ним раньше, так что… ты должны знать…

Наступила пауза с моей стороны.

— О да, ваш друг Септимус появился в ремонтном гараже, чтобы повесить там афишу.

Она казалось, вздрогнула, устремив взгляд на меня.

— И это всё?

— Ну… да. На самом деле все было очень просто. Он повесил плакат, бесплатно снабдил меня билетом — признательная щедрость, надо сказать, — и уехал на своём автомобиле.

— Ты… — но, она сглотнула, словно смутившись. — Ты видел мой рисунок на плакате?

— Нет, конечно, — уклончиво ответил я, и это сразу же омрачило мой дух.

— И Септимус ничего не говорил тебе обо мне?

— Он вообще не упоминал о вас.

— Сюда, — поспешно сказала она и провела меня через узкий проход между прилавком, где продавались пирожные и прилавком негритянки, чьей сильной стороной, по-видимому, было сгибание ложек и других металлических предметов, и всё это исключительно силой мысли.