— Конечно, не поступила бы…
— Если бы я только могла скопить достаточно денег, чтобы сбежать, или…
Сбежать, — ее слова крутились у меня в голове. Мечта уже начала формироваться: она сбежит… со мной…
Это было легко: основную работу сделали амброзиальное засахаренное яблоко и похотливые мысли, которые действительно занимали большое место в моем сознании, а именно мой образ, доставляющий оральные ласки тяжело дышащей и выгнувшейся назад Блисс, в то время как её странные, деформированные ступни держат мой затылок. Конечно, её оргазм будет всеобъемлющим, и так же несомненно, что её восхитительное лоно будет слаще, чем яблоко. Ах, какая нелепая, если не совсем нехарактерная фантазия, а? Следуя потоку толпы по часовой стрелке, Блисс указала на более заметные особенности шоу; мы ещё не пересекли эту сторону «на полпути», и я нашёл происходящее здесь более интересным и, осмелюсь сказать, более привлекательным. Ещё лучше, с Блисс в качестве моего эскорта я был допущен в каждую специализированную палатку бесплатно!
Небольшая очередь собралась вокруг возвышения Хоуберка-шпагоглотателя! Во-первых, множество предметов исчезло в горле циркача: свеча, осколки стекла, и даже кабачок. Сам выступающий казался старше даже негодяя О’Слонесси, но мускулы у него были, как канаты. Скудные аплодисменты сопровождали каждую демонстрацию, пока один молодой наглец не пропищал:
— Я хочу вернуть свои деньги!
При этих словах Хоуберк улыбнулся и наконец поднял меч необычайной длинны, затем без промедлений опустил его себе в рот, где он легко исчез по рукоятку. Когда он вытащил его, на него был насажен кабачок — настоящий трюк — и толпа зааплодировала намного громче, но молодой наглец не утихал:
— О, я видел такой трюк сто раз на выступлениях получше этого, старик!
— О, неужели получше? — возразил Хоуберк. — Что ещё за шуточки, молокосос! Значит, говоришь, что видел лучше?
Внезапно старик согнулся пополам, и из его рта вылетела мерцающая чёрная змея длиной в шесть футов[12], которая тяжело шлепнулась на пол, и при её появлении половина публики бросилась к выходу, а другая половина отпрыгнула на несколько ярдов. Змея свернулась кольцами под сценой под шумные аплодисменты, напоминающие морской прибой.
Это было довольно грозное зрелище, но Блисс, посмеиваясь, объяснила, что:
1) нахал на самом деле был «прокладкой», то есть работником карнавала низкого порядка, чьи высказывания из толпы были преднамеренными, и
2) «змея» на самом деле была резиновой, вылет которой осуществлялся невидимой леской визуально правдоподобно, благодаря силе внушения. В общем, прекрасная иллюзия.
Другие палатки в меньшей степени можно было назвать «чудесными»; действительно, термин «впечатляюще гротескные» был бы более уместным. Там была Бетти, человеческий кровеносный сосуд, или относительно хорошо сложенная молодая женщина, одетая только в оловянные конусы на сосках и крошечный треугольник блестящей ткани на её интимных местах. Что делало её неимоверно привлекательной, так это вот что: настоящая вспышка венозности, настолько сильная, что каждый квадратный дюйм обнаженной кожи был опутан пульсирующими голубыми венами; намеренное покрытие ее кожи маслом усиливало эффект до мерцающего уродства. Затем был мужчина, который невероятно выталкивал оба глаза из глазниц; затем женщина, объявленная беременной в течение семи лет, ее голый живот выступал не меньше, чем объём шара для гаданий (Блисс позже сообщила мне, что доброкачественная опухоль ответственна за её чрезмерный обхват живота, а не беременность); затем ещё один исполнитель, которого я вспомнил с рекламного плаката; Трупесса, возрождённая из когтей смерти африканской магией! Наблюдение за этой несчастной женщиной на самом деле было гораздо более тревожным, чем набросок копии на плакате. Она была буквально живым скелетом, с бледной кожей, натянутой на кости, и головой, похожей на череп, обмакнутый в бледную восковую краску. Изображение ухудшилось от полной наготы, открывая опустошенные кожные лоскуты вместо груди и болезненно выступающие тазовые кости, поддерживающие лишенный плоти пах и мрачную сморщенную кожу, которая могла быть только входом в её влагалище. Блисс я выразил сомнение, что африканская магия имеет какое-то отношение к её состоянию, но, скорее всего, это сознательное воздержание от употребления пищи.
— О, нет, Говард, — объяснила Блисс, — ее настоящее имя Мэри, и она ест, как свинья. Просто потом она всё это выблёвывает.