Во всяком случае, этот непривлекательный человек сделал объявление пассажирам. И да, он говорил с сильным акцентом уроженца Новой Англии.
— Ну, какх жеж такх? — у него был темный акцент уроженца Новой Англии. — Движокх накрылся, народ. Ссышите как грохота. (Я понятия не имел, что такое «грохота» — как существительное. Грохочет? Примечание: посмотреть в словаре).
В салоне было еще 11 пассажиров, и все мы застонали в унисон; но как же я ещё не догадался в тот момент? 11 человек, плюс я, плюс внешне неприятный водитель — получается 13, плохое предзнаменование.
Во имя Ньярлатхотепа! Хотя я обычно не суеверен — напыщенная нелогичность — 13 в сочетании с числом 6 & неприятным покалыванием в пальцах, не предвещали для меня ничего хорошего.
Но, по крайней мере, я надеялся, что удача придет в конце этой изнурительной и разрушающей поездки.
— Вот тебе, Боженькха, офф-тух все, yo-йух-бляя!
Водитель пробормотал восклицание и смог вкатить неуклюжий автобус на заправочную станцию/гараж; когда автобус остановился, прозвучал громкий хлопок, вырвавшийся из глушителя с облаком плотного чёрного дыма, двигатель зашипел и заглох.
Гараж представлял из себя лачугу, обшитую досками и назывался просто «БИФЗИН и РИМОНТ НЕЙТА», также вывеска хвасталась ценой в 5 центов за галлон, которая, как я полагаю, была на 2 цента ниже, чем в моей северной усадьбе.
С маленьким саквояжем в руке я вышел на амброзиальную жару после того, как высадились остальные пассажиры (мой любимый Провиденс все еще был одержим зловещим холодом, когда я уезжал несколько дней назад, но даже это скромное расстояние на юг наполнило воздух восхитительным зноем). Длинная узкая полоса асфальта, по которой мы приехали, казалось, делила пополам огромное поле, одичавшее и густо поросшее сорняками, поднимавшимися ввысь, словно это был лес. Пока шофер разговаривал с перепачканным маслом механиком, я и остальные забрели в жалкое подобие конторы; но прежде чем войти, я увидел, что в обоих направлениях, освещенных ярким солнцем, не видно ни одного здания. Мне захотелось узнать название этого района, но я не имел ни малейшего представления, у кого можно было бы спросить это.
Отдалившись от остальных (как я часто делаю), я просмотрел свою карту и пришёл к выводу, что механическая поломка привела нас куда-то недалеко от нескольких городов, о которых я почти ничего не слышал, в частности это был Пуласки и городок с сомнительным названием Кристиансбург. Мы должны были быть очень близко к Западной Вирджинии, а также к границе Кентукки — загадочного региона, известного тем, что он пропитан духом «белого отребья», вырдков и, генетически унаследованного, идиотизма, поскольку эти же самые регионы столетия назад были рассадником для изгнанного преступного элемента Англии. Кажется, немного несправедливым так негативно клеймить регион социальных несчастий, когда на самом деле от этого страдает история всех ближайших округов.
Ворча о разных несчастьях, мои попутчики сидели, обливаясь потом, в то время как я оставался в неторопливом комфорте. К сожалению, в основном это были плебеи (прошу прощения, что сказал), и только один человек, кроме меня, сохранил достоинство и был одет в приличный, лёгкий костюм.
Беременная женщина, скорее всего незамужняя, сидела, держась за живот, как за корзину. Она носила пышную чёрную чёлку и казалась довольно гибкой и стройной, за исключением, конечно, сильно раздутого живота; в то время как высокие, без сомнения, полные молока груди делали ее настоящей диковинкой. Когда она спросила, который час, неожиданный акцент кокни выдал её британское происхождение. Однако, по всей видимости, она не была благородной женщиной: её замечательные груди торчали под потёртым хлопчатобумажным сарафаном, явно не стеснённые бюстгальтером, и когда она вяло раздвинула ноги…
Боже!!!
…тот факт, что на ней не было нижнего белья, сразу выдал себя. Судя по её внешности, она была тем, что вульгарные люди назвали бы «соусницей».
Несколько неряшливых мужчин напоминали головорезов начала 20-х годов, создавалось впечатление, что они знали друг друга; их худые, пронырливые лица заставляли меня думать о бежавших заключённых; или это был просто мой натуралистичный цинизм? Остальной народ был настолько не уникален по внешнему виду и личности, что нет совершенно никакой необходимости описывать их.