Блисс, — с отчаянием подумал я. — От чего она теперь страдает? О чем она только думала? — И вот я лежу со спущенными штанами и обнаженными гениталиями перед толпой голых девушек-«крикеров».
Никогда еще мне не было так стыдно.
— Дамы, я должен идти! — воскликнул я самым сильным голосом, а затем собрал все свои силы, чтобы разорвать узы стольких рук, крепко держащих меня на земле.
Я не сдвинулся с места, и хихиканье разлетелось, как ночные птицы.
— Ты никуда не пойдешь, Говард, — пробормотала Бличи. — Если ты не собираешься давать нам своё семя, мы просто должны забрать его сами… но что ты должен понять, милый, так это то, что мы принимаем это с достаточной благодарностью.
Интересный способ узаконить похищение, заключение в «тюрьму» и, якобы, насильственное привлечение плотского знания к невольной жертве.
— Пожалуйста, поймите, благородные дамы, — взмолился я, — моя совесть, если хотите знать, связана с другой женщиной. Я уверен, что не смогу… выполнить…
Еще один громкий смех поднялся, как инопланетный прибой. Широкобедрая, с заглушенными сосками и совершенно ошеломляющая брюнетка хихикнула, указывая вниз.
— Не хочешь, да? Тогда почему твой «дятел» такой же твердый, как столб у ограды?
Я не смог придумать ответа.
— По очереди, девочки, — приказала альбиноска (произнося слово «очереди» как «ошшэреди»), затем шлепнула своим красивым пахом вниз на мою эрекцию и завизжала.
С мучительной медлительностью она оседлала моё интимное место. Ощущение было, надо признать, весьма приятным.
— Не смей так говорить, детка. Просто дай нам немного поприседать. Просто дай каждой из нас по чуть-чуть, ладно?
— Уверяю вас, я не понимаю, что вы имеете в виду!
Ее глаза закатились, как у одержимого демоном, и стон, вырвавшийся из горла Бличи, казался не от мира сего.
— Ах, милый! Бля-я-ядь, Говард… Никогда не чувствовала себя так хорошо, как сейчас!
Во время моего проникновения ее рука быстро ощупала свои интимные места (обнажая клитор размером с персиковое семечко, блестящий и бледно-розовый), когда она с пугающей быстротой закричала со всей силой, на которую были способны ее легкие. Тем временем смуглое красивое лицо прижалось к моей груди — это была одна из тех женщин, с тяжелыми грудями, что прижимали мои руки к земле — и прошептало:
— Видите ли, сэр, нам нужно, чтобы вы отдали нам своё семя.
Мое лицо, должно быть, сморщилось от смущения.
— Прошу прощения, но… моё семя? Если под этим вы подразумеваете мою сперму, то я укажу на невозможность того, чтобы один мужчина отдал свою сперму дюжине с лишним женщин за один раз!
На этот раз это была пресыщенная Бличи, которая опустилась на колени рядом со мной, поглаживая мою голову, как будто я был вялым домашним животным.
— Только не позволяй себе кончать, пока каждая девчонка хорошенько не посидит на твоем члене…
— Что? — повысил я голос от такого абсурдного умозаключения.
— Просто подумай о том, о чём думают парни, когда сдерживаются, а остальное оставь мне. Видишь ли, у меня есть особая система!
Я не имел ни малейшего представления о том, что она говорила; я мог только предполагать, что она ожидала, что я утолю чресла всех этих женщин… без эякуляции?
Теперь, когда четвертая или пятая женщина, в свою очередь, была пронзена мной, Бличи продолжила:
— Нам нужно, чтобы ты посеял в нас семя, в нас всех, чтобы некоторые из нас могли забеременеть…
— Этот героический кончун нам всем нужен больше, чем наш собственный оргазм, — объяснила другая девушка с нелепой грудью, — кончун умного, красивого, городского!
— …так, значит, кто-то из нас мог забеременеть дитём от героя!
О, ради Агамемнона!
Это продолжалось так: девушка подходила, садилась, маниакально двигала бедрами до тех пор, пока не наступал кризис, затем отступала, чтобы освободить место для следующей, и все это время я был вынужден слушать самые пронзительные крики удовлетворения:
— Чувствую себя так, как будто в меня засунули суслика!
— Этот член в два раза больше, чем все, чем меня трахали!