Наконец, моя воля взяла верх над мучительной похотью в моем сердце, и я заставил себя отвести взгляд от знойного скопления обнаженных женщин, чтобы посмотреть…
Боже, я едва могу вспомнить происходящее…
То, что я видел, проще сказать прямо, и это было так: Эймон совокуплялся с головой мертвеца.
Да.
Его рабочие штаны были спущены до лодыжек, большие руки держали уши покойника, бедра…
…двигались туда-сюда.
Следовательно, функция непостижимого разреза, состояла в том, чтобы сделать правильный выход для…
Полового акта.
Как бы ужасно это ни было, я сфокусировал свое зрение на области (за неимением лучшей терминологии) казни и отчётливо мог видеть блестящую эрекцию Эймона, входящую и выходящую из мозга приговоренного. Сначала движения были медленными, потом они стали быстрее и сильнее. Каждый ужасный толчок бросал взгляд Эймона на одну из обнажённых женщин, без сомнения, чтобы поддержать необходимый уровень возбуждения для этой в конечном счете неприятной задачи. Лицо Эймона начало напрягаться, глаза заплыли, бедра колотили по макушке осужденного быстрее, сильнее, неистовее. Все, что было слышно, это приглушенные удары таза о голову и синхронные влажные шлепки.
Именно тогда кто-то сказал:
— Кончи ему…
Затем последовало более громкое заявление:
— Кончай, Эймон!
Еще один голос, еще громче:
— Братец, суй «петуха» на всю длину!
Затем раздался женский голос, наполовину визжащий:
— Еби его мозги, Эймон!
Затем раздался самый громкий голос из всех, что я слышал до сих пор, голос старейшины:
— ИИИЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ-хаааа! Устрой ему Головач, сынок! Нафаршируй его башку спермаком!
Как будто трубный глас мятежников каким-то непостижимым образом вызвал всеобщее оргиастическое одобрение, и, следовательно, последовал…
Хаос.
Словно по щелчку сатанинских пальцев я стоял онемевший и ничего не понимающий в самом центре непостижимого калейдоскопа визжащего, пульсирующего, задыхающегося, вечно движущегося, совокупляющегося безумия: пандемониума, пригодного для самых черных аркад Геенны. Все мужчины либо извлекали свои интимные части через ширинку, либо снимали штаны, либо даже раздевались догола, крутя бедрами в блудливой мимике, когда они гладили себя, ухмыляясь мысленному сексуальному корму, а именно: молодым женщинам, лишенным одежды с их папианскими телами и ведьмиными огненными глазами, чтобы достаточно воспламенить их члены для ужасной награды. Сами женщины танцевали, извивались и кружились в экстазе, отчаянно лаская груди друг друга, обмениваясь поцелуями, щекоча набухшие соски друг друга или еще более похотливо перебирая ртами от одного обнаженного лобка к другому, в то время как один за другим обезумевшие от мести мужчины…
По-другому и быть не могло.
Один за другим (и так как ненормативная лексика не в моих привычках), они трахали голову мертвеца на том Тартарском столе. Возможно, я даже пускал слюни, как идиот из сумасшедшего дома, глядя в окно и сразу вспомнив ужасное граффити, которое обнаружил в гараже. Но это были не извращенческие каракули. Это было по-настоящему.
Это происходило прямо сейчас.
Адские образы, отражающие вспышки исчадия ада, происходили прямо на моих глазах: вздыбленные эрекции погружались в сырой мозг, как стержни на маслобойне. Их лица перекосило в гримасах животной жесткости, их спины выгибались, как будто в горящих муках, лишенные век глаза показывали несомненную противоположность; в то время как обезумевшие женщины плясали, скакали и вертелись, как органические двигатели соблазнительной женской плоти. Меня окутывали звуки, звуки какофонии со всех сторон: пулеметные смешки, улюлюканье, крики, свист и даже бешеный волчий вой; волны кульминационных стонов, кошачьи вопли и кульминационные визги, больше похожие на звериные, чем на человеческие, голоса, голоса, доведенные до безумия сатирической похотью, ответное вожделение; инкубическая похоть и суккубическая желчь — абсолютно безымянная самозабвенность, которая поразила меня как всенаправленная канонада из хищных глоток мужчин и женщин, когда спиритическая схватка достигла невероятной силы:
— Глубже! Сильнее!
— Черт, да! Вставь свой огромный член в середину этого кокоса!
— Кончун! Кончун!
— Как тебе это нравится, приятель? А? Как тебе мой большой член в твоей башке?
— Наполни её, Деллер! Наполни голову этого злобного ублюдка молоооофьёёёй!
— Да, сэр! Я устроил бурю в этой башке убийцы! Уууууууу, собака! У него, скорее всего, моя сперма будет течь рекой из задницы!
— Дрючь жбан этого психа, Тейтер! Я говорю, выеби его бошку, как следует!
— Угу! Взбей его мозги в кашу!
— Ой, Джимми, у меня кончун, у меня столько спермы брызжит из члена, что кажется, будто я мочусь!
Из галлюциногенной орды беснующихся женщин донеслось киммерийское пение:
— Ебите эту голову! Ебити злую бошку! Ебите, ебите, ебите, ЕБИТЕ злую башку!
Моя душа тлела, как будто я и в самом деле незаметно проскользнул в какое-то невыносимое место в аду. Даже на первобытном сверкающем фоне я смог увидеть сыновей Эймона, скрывающихся вдалеке за деревьями, Клоннера и Джейка, когда они смотрели на происходящую вакханалию с тыквенными ухмылками, энергично мастурбируя при этом. Тем временем появились еще более взрослые члены клана, которые, не теряя времени, подошли и вылили липкое содержимое своих чресел в череп убийцы, как игроки в кости. Другие мужчины, которые уже кончили, до этого уже сумели перезарядиться и возбудиться снова, некоторые начинали уже в третий раз! Затем один очень тучный деревенщина, щеголяющий ушами размером с цветную капусту, за мгновение до очень громкой кульминации вытащил свою странно дугообразную эрекцию из несчастной головы, ударил убийцу ей по лицу и извергнул толстые опаловые петли в мертвый рот. И как только мерцающий, шатающийся, стонущий, визжащий, раскачивающийся, прыгающий, необъяснимый хаос, наконец, достиг такого накала, что каким-то образом мог спонтанно воспламенился, сцена начала смягчаться, пока, казалось, не закончила свой ужасный путь, оставив мужчин стоять, ссутулившись или прислонившись к деревьям в изнеможении, или лежать на земле, неподвижными от напряжения, все были обмякшие, косоглазые, с разинутыми ртами; женщины тоже блестели от пота, словно покрытые лаком, тяжело дыша от усталости, лежали, сплетясь друг с другом, как одалиски из какого-нибудь Плутонского гарема. И в качестве последнего штриха в этой жуткой развязке вышеупомянутый старейшина клана подошел к трупу на столе, наклонил голову назад через край и удивился потоку спермы, которая вылилась, совсем как молоко из заполненного до краев сливочника.
— Головач удался, Боже милосердный, ты только посмотри, сколько кончунов мы слили в голову этой сучке!
После этого я чуть не упал в обморок.
Конечно, я был свидетелем достаточно своеобразного «преподания урока» в стиле «правосудия глухомани», хотя часть меня должна была бы стыдиться, что этот мрачный способ смертной казни, в отличие от повешения, расстрела или казни на электрическом стуле, был весьма нескучным. Обычно я никогда не думал о том, чтобы покинуть гостеприимного хозяина, не попрощавшись должным образом (это было бы не по-джентльменски), но при таких обстоятельствах…?
Пора было уходить и как можно скорее.
Я отступил назад, надеясь быть незамеченным, скользнул за мерцающий факел и приготовился бежать со всех ног из этого запретного леса к дороге, которая должна была вернуть меня в ветхий гараж Нейта. Я почувствовал, что погружаюсь в тень и через мгновение исчезну с гнусной поляны. Все еще потрясенный увиденным, я, спотыкаясь, побрел в темноту, едва пронизанную лунным светом, просачивающимся сквозь ветви корявых, змеевидных деревьев наверху; и когда я повернулся, чтобы убежать…