Красный цвет крови залил всё пространство вокруг. И в нём растворялась вечность – все истории, которые были, есть или будут, и те, что не случатся никогда. Все возможные и невозможные исходы. Тысячи людей с золотыми глазами приручали стихии. Первые Жрецы кружили вокруг человека в черной мантии. Сердце Тьмы опускали в гроб, а оно продолжало биться, живое и зловещее. Знакомые Жрецы, братья, о чем-то спорили. Учитель Гвина, первый Жрец, убивал людей в Австрии, пока те в ужасе разбегались в стороны, понимая, что их уже никто не спасёт. Юноша Гвин вырывал сердце второго Жреца, и руки его горели от чужой крови и боли. А глаза казались чужими. Мэтью Сноу держал в руках камень с молнией внутри. Два неизвестных юноши смотрели друг на друга, и один из них, с карими глубокими глазами, плакал. А после он же стоял в вихре воздуха напротив кого-то в красной мантии, в чьей груди билось сердце Тьмы. И все времена, вся история Древней магии оказались перед глазами Гвина в этот миг. И сквозь полупрозрачные образы мужчина видел, как застыл мир. Если для него всё время оказалось здесь и сейчас, то для других оно исчезло, застыло, обернулось льдом. Не шло.
Гвин оглянулся на Марлин. Неподвижную, словно скульптура.
- Прощай, - прошептал он ей и, устремив золотые глаза в небо, произнёс последнее слово этого заклинания. – Sicked!
И видения вдруг рассыпались осколками с оглушающим звоном, а красный свет обернулся огнём. Жгучим. Неистовым. Ярким.
И не было ничего, с чем бы Гвин мог сравнить то, что ощутил. Он дышал воздухом таким чистым, словно очутился в горах, легкие его наполнились кислородом, будто прежде мужчина и не вдыхал его никогда прежде. Словно только что ощутил жизнь. Сердце билось спокойно и умиротворенно. И не было боли, привычной, тянущей, вечной. Не было горя, убивающего и отчаянного до скрипа зубов. Не было чувств и эмоций. Совсем. Только мир в душе. Только покой. После восьми лет войны. Он словно вернулся домой. И пусть никто не ждал его там, душа Гвина больше не скиталась во тьме и крови.
Он видел улыбку ветра, впервые приветливую и мягкую. Слышал, как высоко-высоко за облаками поют свои странные песни звёзды. Их смешливые беззаботные голоса казались сотканными из серебристой пыли. Он видел каждую частичку мира, видел золотые незримые для остальных лучи, связывающие всё вокруг. Эта живая энергия просачивалась из земли и распускалась в воздухе прекрасными цветами. Ничего более волшебного мужчина в жизни не видел. А эти потоки магии вращались, существовали, текли как река. Они образовывали фигуры, и вот уже золотой олень проскакал мимо, а следом за ним проплыла в воздушных потоках выдра. Стая огненно-прекрасных птиц пронеслась к небу и, вспыхнув, рассыпалась фейерверком звёзд. И все эти искры несли с собой невероятную завораживающую мелодию. Будто кто-то невидимый играл на скрипке.
Мужчина протянул руку, пропуская пальцы через такой поток золотой энергии, и почувствовал нежное тепло, будто от прикосновения родного человека. Он ощутил все силы, ожившие вокруг – каждый атом делился с ним своей энергией. Он больше не был зрителем в этом мире. Теперь он стал его частью. Он растворялся, словно бы сам распадался на золотистые пылинки.
И мужчина больше не был Гвином. Он стал ветром. Стал воздухом, стал землей, водой и огнём. Стал звёздами и цветами. Стал дождем и облаками, птицами и зверями, камнями и деревьями. Стал всем и ничем. Каждым звуком и тишиной. Каждым вздохом и самим дыханием.
Стал Жрецом.
***
Гвин никогда бы не подумал, что заведёт личный дневник. Его сестра Марлин когда-то вела такой в забавном розовом блокноте, и Мерлин с Мартином не упускали возможности подразнить её за это. Но вот прошли годы, и Гвин открыл первую страницу небольшой книжки в темном переплёте, чтобы оставить на ней свою первую запись.
Это было странно. Но необходимо. Здесь, в школе, сдерживать воспоминания оказалось намного сложнее чем в заключении в собственной квартире. И нескончаемому потоку мыслей и диалогов с мертвецами нужен был выход. Поговорить обо всём этом мужчине было не с кем, да он всё равно не стал бы. Так что бумага – лучший вариант.
И вот, завершив писать, Гвин отложил перо и невидящим взглядом уставился на буквы. Слова расплывались, но мужчина всё ещё слышал их в голове. Его монолог, обращенный к Розе. Он бы так хотел, чтобы его любимая девушка была рядом. Он бы отдал за эту возможность всё.
С коротким смешком мужчина захлопнул книжку и бросил на стол. Видимо, не всё. Он знал, что был способ её вернуть. Всех их. Маму. Папу. Мартина. Марлин. Розу. Нужно было лишь убить нескольких человек и совершить ритуал смерти. Древняя магия могла бы. Но за это сердце Гвина было бы отдано тьме. И он бы стал величайшим злом, хуже, чем те двое Жрецов, что он убил. Любовь бы погибла в его сердце навсегда. Так для чего возвращать семью в мир, который сам же и разрушишь после? Ведь это означало бы вновь их смерть. Гвин бы стал тем злом, которым был однажды, случилось бы то, чего он теперь боялся больше всего. Последний свет в его душе бы погиб. Да и те, кто вернулись, не были бы уже собой. Потому что, побывав на той стороне, невозможно остаться прежним. Иллюзия жизни. Нет. Такого своей семье Гвин не желал. Он знал, каково это, вот так жить, в вечных сумерках. Лучше покой смерти, чем эти мучения.
Поднявшись из-за стола, Гвин покинул комнату. Сегодня у него было лишь два занятия, сначала у четвертого курса Пуффендуя, а затем у шестого Слизерина после обеда, так что с утра он был полностью предоставлен себе.
Ученики как всегда бегали по коридорам и вели себя совершенно неадекватно, что полностью соответствовало их возрасту. Гвин уже не впадал в транс на каждом углу и вполне спокойно реагировал на детей. По крайней мере, внешне точно. Задумавшись, он не заметил, как столкнулся с кем-то.
- Простите, профессор, - раздался робкий расстроенный выдох. Гвин опустил взгляд, и дыхание его вдруг перехватило.
Ясные серые глаза на взволнованном лице, обрамленном светлыми волосам, смотрели на него снизу вверх. Сердце истерично забилось, словно решило устроить кросс, а голос пропал. Гвин смотрел и не мог оторвать взгляда.
Это не была Роза, но, о небо, как же она была похожа. Юная гриффиндорка виновато взглянула на учителя еще раз и, не дождавшись ответа, заспешила дальше, на урок. А он так и остался стоять, словно прирос к земле.
Нахлынувшие эмоции топили его, и Гвин будто оказался в омуте, куда его затягивало. Вглубь. В самые темные воды. Но мозг уже начал работать, составляя факты. Прежде Гвин не встречал эту девушку, значит, у ее курса еще не было занятия. Возраст. Эмблема факультета на форме. Шестой курс Гриффиндора? У них первая пара по Защите от Тёмных искусств через два дня.
Дыхание стало приходить в норму. Гвин провел ладонями по лицу, приказывая себе успокоиться. Это не Роза. Не. Она. Безумно похожа, но нет. Его Роза мертва. А это просто ученица. Чужая. Неизвестная. Незнакомая. Она никогда не станет даже мельчайшей частичкой в жизни мужчины. Она для него ничего не значит.
Успокоив себя этой мыслью, Гвин зашагал дальше. И призраки прошлого длинным шлейфом тянулись следом.
***
- Flass verdad! – голос прозвучал звучно и раскатисто. Жрец взмахнул раскрытыми ладонями с растопыренными пальцами, и из его рук вырвались ярко-фиолетовые искрящиеся лучи. Словно лассо они обхватывали всех, на кого указывал их хозяин. Впивались в тела в черных фигурах и те, исходя дикими воплями, падали на землю, испепеляясь на глазах. Мракоборцы замерли в благоговейном ужасе, не в силах отвести глаз или что-то сделать. Пожиратели смерти в панике принялись трансгрессировать. Отступать. Они проиграли. Но около десятка тел осталось крючиться на земле, оплетенными фиолетовыми волшебными путами.