— Как же, помню, — ответил Ржавый. — А ты, видать, забыл, что в тот день я тебя на обе лопатки уложил. А ножичком ты меня покоцал исподтишка, как крыса!
— На войне все средства хороши!
— Какая война? Нам тогда было по восемь лет.
— Без разницы.
В небе пролетела стая галдящих черных птиц. Остап где-то слышал, что увидеть стаю птиц над головой — это к переменам. Если птица черная — перемены будут плохими. Что ж, пока все сходится…
— Что д-д-делать будем? — спросил Мона, отводя глаза от летящей стаи.
— Примем бой, — решительно сказал Ржавый.
— Д-д-думаешь у нас есть шанс на поб-б-беду?
— Можешь в этом не сомневаться.
— А я вот что-то не уверен. У врага численное превосходство, — невесело сказал Остап.
— Джон Рэмбо бы с тобой не согласился.
В следующий момент случилось то, чего никто не ожидал. Мертвец вздрогнул, пружинисто вскочил и, опираясь на руки-обрубки, кинулся на Мону. Зубы зомбака впились ему в шею, вырвав кусок плоти.
Мона умер не сразу, помучался секунд пять, а после булькнул кровью и повалился навзничь. Зомбарю Ржавый снес голову из дробовика. Такая же участь постигла и Мону.
— Дурак, дурак, дурак! — корил он себя. — Патрона пожалел! Если бы я тогда послушал Мону, то ничего бы этого не было!
— Ты не виноват, — попытался успокоить его Остап.
— А кто виноват?
— Ну не знаю…
— Я здесь главный, на мне и ответственность.
Остап не стал возражать.
— Вы чего там стреляли? — прилетел голос Фунта.
— Это был сигнал о помощи. Скоро за нами приедут! — соврал Ржавый.
— Не смеши меня, родной. Никто вам не поможет. Сдавайтесь, пока я добрый!
— Русские не сдаются! — почему-то крикнул Остап.
Ржавый наградил его осуждающим взглядом.
— Это кто там кудахчет? Твой новый дружек-петушок? Закрой клювик, птичка, иначе гребень отстрелю! — заржал Фунт.
— И каковы наши дальнейшие действия? — спросил Остап, поглядывая на Герпу.
Тот был совсем плох. Обильно покрывшись холодной испариной, раненый мертвецки побледнел и жадно хватал ртом воздух.
— Значит так, на счет три выскакиваем из укрытия и открываем огонь. У меня всего три патрона, в другом помповике четыре. У тебя полный барабан, — распорядился главный.
— А сколько в барабане нагана патронов?
— Семь.
— Так себе план.
— А что еще остается — покорно ждать своей участи?
— Может, все-таки сдаться, а?
— Это ты брось!
— Мне кажется, сейчас не время играть в героев…
— При чем здесь героизм? Ты хоть понимаешь, что с нами будет если мы сдадимся?
Остап пожал плечами.
— Нас сделают рабами.
— Это что еще за дикость? Вы же вроде цивилизованные люди.
— Мы-то да, но не они. Знаешь, что это за эти люди? Урки!
— Сидельцы?
— Не совсем. Когда-то давно на Карфаген высадились двадцать урок. Их прям с этапа умыкнули. Они основали свое поселение, с тех пор все его жители так себя и называют. Урками. А поселение называется Алькатрас, в честь знаменитой тюрьмы. Слыхал про такую?
— Само собой.
— Так вот, у них там, что называется, своя атмосфера. За пахана в Алькатрасе Крот, в прошлом опасный рецидивист. Кровожадный убийца, ему человека замочить — что тебе сморкнуться. И живут они там по своим законам, по воровским. Коммунары, которых выгнали из Маяковки, обычно к ним попадают. А куда еще деваться? И урки делают их своими рабами. А жизнь раба — не сладкий сахарок.
— А этот Фунт, он же вроде тоже коммунар…
— Был когда-то, но полтора месяца назад Лаптев выгнал его из Маяковки. Шебутной он больно. Фунту лишь бы выпить да подраться. У нас такое не приветствуется.
— Не похож он на раба…
— Фунт откупился. Угнал у нас уазик и преподнес уркам на тарелочке с голубой каемочкой. Мы пытались вернуть украденную тачку, но ничего не вышло. Урки ушли в глухую несознанку, а Лаптев не стал настаивать, чтобы не обострять ситуацию. «Худой мир лучше доброй драки». Это его любимая присказка.
— Чмо ваш Лаптев.
— Это еще почему?
Остап пфыкнул:
— Потому что ведет себя как на чмо.
— Это ты зря. Председатель у нас крутой. До него коммуна поселение было настоящей помойкой, а он создал коммуну, жизнь наладил, — гордо заявил Ржавый.
Остап на секунду задумался.
— Слушай, а меня они тоже сделают рабом?
— А как же! — ошарашил его Ржавый.
— Но я же не коммунар.
— Если ты попал в Маяковку, значит коммунар.
— А в каких вы отношениях с урками?
— До сегодняшнего дня все было нормально. Так рамсили иногда, но по мелочи.
— А сколько их вообще в Алькатрасе?