— Ну вот скажем, — смог все-таки сосредоточиться председатель и процитировал: — «Конец проклятому Совдепу уже не за горами. Чекистов — в печку, наши автоматы не дают осечку».
— А что, по-моему, вполне себе! — заметила Джей. — Хороший панковский стишок.
— Вполне себе? Ну на вкус и цвет, как известно… А как тебе вот такое? «Таракан ко мне в трусы запихал свои усы. Остальное он не смог. Полыхай огнем, Совок!»
— Тоже неплохо! Похоже на «Красную плесень».
— Это еще что такое?
— Рок-группа такая.
— Наша?
— Угу. И очень известная.
— Кстати, Кац тоже был довольно известной личностью в определенных, скажем так, кругах. На «Голосе Америке» о нем целую передачу сделали. После этого им заинтересовался КГБ. Вызвали на «беседу» и предложили публично покаяться. Отказался. Дали двушечку за антисоветскую агитацию. Но это его не сломило. Освободившись, устроился кочегаром в котельную и продолжил чудить. Открыл там литературный салон. По вечерам у него собиралась отборная публика из опальных писателей и борцунов с режимом. Читали стихи и рассказы, пели песни под гитару, спорили. Водочка, драки, оргии — все как полагается. И закончилось как обычно. Кто-то стуканул в компетентные органы, и всю их шайку накрыли. Кого-то посадили, кто-то подписал бумагу о сотрудничестве. А Каца упрятали в дурдом. Вышел инвалидом второй группы и сразу подал документы на выезд в Израиль, но получил отказ. Ну и вконец озверел. Пришил на пиджак желтую звезду Давида и стал пикетировать ОВИР с плакатом «Визы в Израиль вместо тюрем». Его задерживали за мелкое хулиганство, били, вновь отравляли в дурку. Но не помогало. Уехал он только в Перестройку, когда рухнул «железный занавес». В Израиле тихонько жил на пенсию, пописывал статейки в эмигрантские газетенки, а потом случилось то, что случилось…
— И его тоже похитили? — удивился Луцык.
— Да, и он тоже зачем-то понадобился. Выпил Кац перед сном чекушку пейсаховки, закусил хумусом. А проснулся уже на Карфагене.
— Он что, реально не понимает, что находится на другой планете?
— Да все он понимает.
— А к чему тогда все эти разговоры про израильское посольство?
— Придуривается.
— А он точно не ку-ку?
— Точнее некуда.
— Он ведь в психушке лежал.
— В советских психушках люди поздоровей нас с тобой лежали, — отпустила реплику Джей.
Председатель осуждающе покачал головой, услышанное ему не очень понравилось, но ничего не сказал.
— Кац по натуре актер, а Маяковка — его сцена, — пояснил он и шепотком прибавил: — Порой мне кажется, что он даже рад, что очутился здесь.
— Это еще почему?
— Ну сами посудите, кем он был в Израиле? Рядовым пенсионером, каких тысячи. А тут Кац — публичная фигура, единственный на всю Маяковку оппозиционер. Он буквально купается во всеобщем внимании!
— Тогда почему Кац из Совка… прости, из СССР эмигрировал? Думаю, там внимания побольше было.
— Сказал же, что там его били, в тюрьму сажали, в дурку…
— А здесь к нему какие меры применяют?
— Никаких. Пусть фестивалит, у нас в Маяковке развлечений мало, а тут какое-никакое зрелище.
С ними поравнялась стройная и красивая девушка, одетая в синее платьице и коричневые сандалики. Фигурка у нее была просто космос. В глазах плясали искорки. В кудрявых рыжих волосах скопились соломинки. Веснушки на носу светились, а щеки пылали озорным румянцем, словно кто-то надавал ей пощечин.
— Как батя? — ответив на приветствие, поинтересовался у нее Лаптев.
— Спасибо, все хорошо, — словно колокольчик, прозвучало в ответ.
— Печь починил?
— Чинит. Говорит, к завтрашнему дню все будет исправно.
— Вот и славно. Бате привет.
— А это кто такая? — не замедлил осведомиться Луцык, глядя вслед незнакомке.
— Ванда. Дочь кузнеца.
— Хорошенькая.
— Есть такое… — председатель пожевал губу и хлопнул собеседника по плечу. — Есть, да не про вашу честь!
— Почему? Я что, рылом не вышел?
— Ты «Формулу любви» смотрел?
— Донна белла маре, кредере кантаре… Конечно, смотрел.
— Тогда шутку оттуда про кузнеца вспомнишь сам.
— Уяснил.
Джей задумчиво почесала локоть:
— Я смотрю, у вас в коммуне много молодых.
— А как иначе-то? Жизнь не стоит на месте. Люди рождаются, люди умирают.
— И воскресают…
— Ты про зомби?
— Ну да. Пора и про них бы рассказать, а, Сергей Леонович?
Тот достал из кармана платок и высморкался:
— Да что там особо рассказывать-то… Все как в американских ужастиках. Человек умирает, и через несколько часов превращается в пожирателя плоти. Убить его можно только выстрелом в голову. Ну или еще как-нибудь повредить мозг, к примеру, раскроить черепушку топором или нож в висок воткнуть. Раньше мы всегда так и поступали, но однажды один умный человек, наш конюх, предложил использовать зомби в качестве рабочей силы.