— Отставить! — прикрикнул пахан. — Не люблю я эти петушиные шутки.
— Почему сразу шутки? Может, они и вправду такие.
Крот нахмурился:
— Новоприбывший, как тебя кличут?
— Остапом.
— Скажи мне как на духу, Остап, ты когда-нибудь играл в трубочиста?
Он понял, о чем речь, как-никак ментовские сериалы снимал. Игра в трубочиста была одной из тех жутких вещей, которую проделывали на зоне с первоходами. Алькатрас, конечно, не зона, а он не первоход, но, со слов Ржавого, закон тут царил воровской. Поэтому Остап испугался пуще прежнего и жалобно проблеял:
— Ч-чего?
— Признавайся, занимался гуталиновыми махинациями? — наседал пахан.
— Я не… я…
— Говори, любишь устраивать тусовки на заднем дворе? — гыгыкнул Фунт.
— Заткнись! — осадил своего подчиненного пахан и пояснил: — Я спрашиваю, не содомит ли ты, Остап?
— Я? Да еще чего! Нет, конечно!
Крот улыбнулся:
— Вот и славно! У нас, знаешь ли, не любят таких и строго наказывают. Отрубают им голову. — Он немного помолчал. — Шутка. Мы же не звери. Сажаем на кол.
— Не верю я этому голубку, — фыркнул Фунт.
— А я верю, — сказал главарь и распорядился: — Оставь нас одних, мне нужно перетереть с ним глаз на глаз. И руки ему развяжи.
— Ты уверен? А вдруг он выкинет какой-нибудь фортель?
— Не выкинет. Я прослежу… А тела прикопайте и о случившемся ни слова.
— Заметено.
— А минут через пятнадцать пришли ко мне кого-нибудь из своих мушкетеров.
— Значит, тебя звать Остапом? — пошамкав губами, спросил Крот и предложил ему присесть.
— Вообще-то я Володя… Владимир. Остап — это кличка. Я на самом деле…
— Ты в Алькатрасе, — прервал его пахан. — Здесь неважно, кем ты был на Земле, и в каком городе жил. У нас нет национальностей, мы говорим на одном языке. Важно лишь то, кем ты являешься в данный момент.
— Ясно.
— Меня звать Крот. Я здешний пахан. Со мной можно на «ты».
— Можно мне воды? И чего-нибудь поесть, — опасливо произнес Остап.
Крот встал, подошел к шкафу и вернулся с кружкой воды и тарелкой, на которой лежало нарезанное кусочками вареное мясо. Несмотря на слепоту, он прекрасно ориентировался в пространстве.
Остап поблагодарил и жадно принялся за трапезу.
— Ты, значит, новоприбывший, — задумчиво произнес хозяин.
Рот собеседника был занят едой, поэтому он ответил кивком, но потом спохватился, что общается со слепым и сказал:
— Да я новоприбывший.
После небольшой паузы прозвучал вопрос:
— Давно на Карфагене?
— Два… нет, три дня.
— Один высадился? Отвечай честно, я чую ложь. Все, кто живут на Карфагене, обретают способности, которыми прежде не владели. Вот у меня, например, обострились слух, обоняние и осязание. Носом чую, когда мне врут… Жаль, зрение так и не вернулось. Я ослеп еще в молодости, на Земле. По глупости. Отравился метиловым спиртом.
— Нет, не один. Нас пятеро, включая меня.
— Среди вас есть женщины?
— Да. Две.
Пахан сально улыбнулся и продолжил допрос:
— И какие способности подарил вам Карфаген?
— Я хорошо дерусь. А одна девушка из нашей компании оглушает своим криком противника.
— А остальные?
— Пока не знаю.
— Рано или поздно станет понятно… А может, и не станет. В Алькатрасе есть люди, которые так и не раскрылись.
— Что, и такое бывает?
— Бывает. Вот например, Фунт. Не раскрылся, и из-за этого комплексует.
Тарелка тем временем опустела:
— Спасибо.
— Не за что. Кормить пленника — это святая обязанность. В скольких бы тюрьмах я ни сидел, а завтрак, обед и ужин всегда были по расписанию.
— Значит, я пленник?
— В некотором роде.
— Но ведь я откупился.
— В Алькатрасе все решаю я.
Остап вытер жирные губы рукавом и икнул. После еды он заметно осоловел, словно хлопнул сто граммов водки. Может быть, поэтому решил спросить:
— А правда, что Алькатрас был основан урками?
— Правда, — ответил Крот.
— Ух ты, как интересно…
— Из отцов-основателей остался один я. А большинство наших поселенцев и нар-то не нюхало. Хоть и зовутся урками.
— И про рабство правда?
— Совершенная. Видал людей в зеленых робах?
— Видал.
— Это как раз и есть рабы.
Остапа передернуло.
— Чую, ты вздрогнул, — проговорил пахан. — Но на деле не все так ужасно. Принято думать, что раб — это забитый, несчастный человек, почти животное. Раба можно продать, избить, даже убить. Но это не так. Не скажу, что наши рабы как сыр в масле катаются, но называть их скотом было бы некорректно. Конечно, прав у них гораздо меньше, чем у урок, но никто не морит их голодом, не лупит почем зря. Важно, чтобы раб хорошо выполнял свою работу, а для этого он должен быть сыт, одет и обут. Ты в курсе, что рабы на плантациях жили сытнее, были наряднее одеты и крепче здоровьем, чем нью-йоркская беднота?