— А какое вам было дано крестильное имя?
— Не знаю… Я не разбираюсь… Меня по жизни Виктором зовут.
— Виктор с древнегреческого означает «победитель». Церковь посещаете?
— Иногда… На Пасху разве только… Кулич освятить и крашенки.
— Значит, вы верующий?
— Ну как сказать… Верю во что-то там…
— Скоро у нас сходка будет, а после нее заходите в храм божий. И друзей приводите…
Подобные разговоры, как правило, не приводили ни к чему хорошему. «Хочешь поссориться с человеком — поговори с ним о религии и политике», — сказал когда-то один умный человек. Эти слова надо бы отлить в граните. Поэтому Луцык перевел разговор на другую тему:
— Что у вас с рукой?
— Крыса укусила, — со вздохом сообщил священник.
— А к врачу ходили?
— К Кеворкяну⁈ Нет уж, я еще хочу пожить на этом свете!
Когда он вернулся в дом, Гюрза ревела в три ручья, а Кабан и Джей ее утешали.
«Рановато я приперся, надо было еще малость погулять», — подумал Луцык, рассеянно почесывая щеку. И пробормотал:
— Гюр… В смысле, Гузель, успокойся. Скоро вернется твой Остап.
— Ты хотел сказать, «Гюрза»? Да? Я знаю, что вы так меня между собой называете! — на секунду прервав истерику, она снова заревела белугой.
— Ну прости, я больше так не буду.
— Она не из-за Остапа расстроилась, — пояснила Джей, ласково поглаживая страдалицу по волосам.
— А из-за чего?
— В туалет хочет.
— Ну так пусть сходит. В чем проблема-то?
— Она боится туда идти.
— А что там бояться? Нормальный сельский туалет системы «очко». Как пел Юра Хой: «Сельский туалет — и лучше кайфа нет. Стоит в саду, сверкая, отражает солнца свет!». Давай, Гузя, подними попку и иди пописай или что ты там хотела…
— Нет! Нет! Нет! Я не пойду в этот туалет! Хочу в другой! — завопила Гюрза.
— Ты что, туалетной мартышки испугалась? — хихикнул Луцык.
— Какой еще мартышки? — испуганно спросила Гюрза.
— Той, которая живет в очке и кусает непослушных детей за попку! — хохотом отозвался Луцык.
— А еще есть фекалоид. Демон из дерьма! Главный убийца ада! — вспомнил Кабан.
Гюрза не поняла шутки и не оценила ее. Зарыдала пуще прежнего, слезы так и брызнули фонтаном из глаз.
— А ну-ка хватит, петросяны хреновы! — прикрикнула Джей. — Прекращайте паясничать! Видите, человеку плохо!
И тут до Луцыка дошло:
— Гузя, так ты что, не ходила по нужде с тех пор, как мы сюда приехали⁈
— Нет.
— Ты же лопнешь! А ну давай шуруй на дальняк!
— Не пойду я в этот ваш вонючий клозет! Сами туда ходите! А я не пойду! Не пойду! Не пойду! Не пойду!
Вопли Гюрзы буквально оглушали. Будь здесь дядя Франк, он бы точно сыграл в ящик от такого ора.
— Другого нет, иди в этот, — придав голосу начальственный тон, строго сказал Луцык.
Привереда затихла, вытерла мокрые щеки рукавом и всхлипнула:
— Может быть, тут есть торговый центр или «Макдак»…
— Да пойми же ты наконец, что мы на другой планете! Здесь нет ни торговых центров, ни «Макдаков», ни палаток с шаурмой, ни нормальных туалетов! Это Карфаген, детка! Тут люди мхом задницу подтирают! Слышишь? Мхом!
Удивительно, но это подействовало. Гюрза присмирела и тихонько сказала:
— Джей, проводи меня, пожалуйста. Одна я боюсь.
Заглянул в гости Лаптев. Выглядел он уставшим, на лбу выступила испарина, а лицо покрывали красные пятна. В руках председатель держал крынку, накрытую белоснежной тряпицей.
— Ох и замаялся я сегодня, ребятки, — сказал главный коммунар, вытирая лицо платком. — Встал ни свет ни заря, и сразу в лямку. Тяжела председательская ноша. Я вам, кстати, молочка принес. Жена с утра надоила. Парное. Пейте.
Кабан сделал из крынки щедрый глоток.
— Какое вкусное! — оценил он, вытирая губы рукавом. — А у вас тут что, и коровы имеются?
— Нет, что ты. Когда-то мы пытались буйволов приручить, но не получилось. А молоко ослиное.
— Чего⁈ — глаза Кабана расширились до размера футбольной шайбы.
— Говорю, молоко ослиное. Понравилось?
Кабан зажал рот ладонью и бросился вон из комнаты.
— Чего это с ним? — удивился Лаптев.
— Аллергия на ослиное молоко, — прыснул Луцык.
Но Лаптев не просек прикола.
— Бывает, — понимающе сказал председатель. — У Ленвлады тоже такая проблема. Как выпьет нашего молочка, сразу задыхаться начинает… Ну как вы тут устроились?
— Нормально. Но вот что я тебе скажу. В Маяковке завелся бельевой фетишист.
— Фашист? У нас отродясь таких не было!
— Не фашист, а фетишист. Так называют людей, которые делают из нижнего белья культ и испытывают от этого возбуждение.