— Байден.
Услышав это, Лаптев поперхнулся воздухом:
— Джозеф Байден⁈
— В наше время его принято называть Джо, — уточнила Джей.
— Сенатор США? — выпучил глаза председатель.
— Ну да, был раньше. А откуда ты его знаешь?
— По телевизору видел, в программе «Время», году в восемьдесят восьмом. Он с Громыко в Кремле встречался. Это ж сколько ему теперь лет?
— Восемьдесят один.
— Ого! И как он? Бодрячком или, как наш Броненосец в потемках руководит страной, не приходя в сознание.
— Какой такой Броненосец в потемках?
— Брежнев Леонид Ильич.
— А-а-а.
— Так что там Байден?
— Тормозит, заговаривается. Однажды, например, возраст жены забыл.
— Ну это нормально, у меня такое часто случается. Старость — не красный денек. Но одно дело я, председатель небольшой коммуны, а другое дело — президент страны. Кто же ему ядерный чемоданчик доверил⁈
— Ну как кто… Люди. Выборщики.
— М-да, мир сошел с ума.
— Так, хватит болтать на посторонние темы! — встрял рассерженный Кац. — Я требую израильского консула! Немедленно!
— Вот сейчас прыгну на осла и поеду за ним, — закивал председатель.
Лицо Каца перекосило от злобы, взгляд полыхнул яростью:
— Шутки шутить вздумал⁈ Тогда я приму яд! Пусть моя смерть будет на твоей совести!
— Какой, к черту, яд? Где ты его вообще достал, голова садовая?
— В лазарете! Вот! — с этими словами репатриант-мечтатель повернул крынку, и все увидели нарисованный на ней знак: череп с перекрещенными костями.
— Так, так, так. И что же это у нас такое получается? Воровство! Нехорошо, Кац! А еще интеллигентный человек! А ну-ка отдай!
— Не отдам!
— Тогда мы будем судить тебя на сходке, как вора!
— Мамашу свою засуди!
— Мало того, что ты вор, так ты еще и хам.
К угрозам Каца, похоже, никто всерьез не относился и не собирался останавливать. По-видимому, в Маяковке давно уже привыкли к выходкам горе-диссидента, воспринимая их как очередную хохму и повод посмеяться.
— Надо его остановить, — дернулась Джей.
Луцык торопливо схватил ее за руку:
— Стой на месте! Куда ты лезешь?
— Он же сейчас убьет себя!
— Угомонись.
— Но ведь человек погибнет!
— Лаптев во всем сам разберется. Не встревай.
Между тем Кац перешел к активным действиям:
— Лучше смерть, чем рабство! Требую гласности суда над Синявским и Даниэлем! Визы в Израиль вместо тюрем! Да здравствует свобода! — провозгласил он и, запрокинув голову, одним махом осушил крынку.
Смех прекратился. Коммунары замерли в ожидании.
— Я в этой крынке слабительное храню, — решил наконец разрушить интригу доктор Кеворкян.
Кац боязливо проглотил слюну:
— Чего?
— Говорю, в крынке слабительное было. Очень мощное. Доза человек на двадцать.
— А почему там нарисованы череп и кости?
— Да чтоб такие кретины как ты ненароком не выпили!
— И чего ты молчал до сих пор⁈
— Так тебе, дураку такому, полезно как раз принять, глядишь, мозги прочистятся.
— Мама… — проскулил Кац и схватился за живот.
— Дуй-ка ты быстрей в гальюн, а то в кальсоны навалишь. Оно у меня сильнодействующее!
Кац громко ойкнул и задал стрекача, придерживая кальсоны.
Вслед ему свистели, улюлюкали и хохотали.
— Выделю вам повозку со Скороходом, — с гордостью, словно говорил, как минимум, про «Бентли», сообщил Лаптев новоприбывшим.
— Скороход — это что? — спросила Джей.
— Скороход — это кто. Самый быстрый ослик в Маяковке! — гордо ответил председатель.
— А может, нам машину какую-нибудь? — задав вопрос Луцык.
— Угу, конечно. И ключ от квартиры, где деньги лежат, — ответил председатель. — С тачками в Маякове проблема. У нас всего один волчиный уазик остался. Другой уазик Фунт угнал, а на грузовике ребята за контейнером поехали. Так что довольствуйтесь осликом.
— А кто такой Фунт?
— Да был тут один… Раздолбай. Любитель покуролесить. Было время, он всю Маяковку на уши ставил. То с кем-то подерется, то напьется до непотребного состояния. Выгнали мы его из коммуны. Но он просто так не ушел, уазик с собой прихватил. Сейчас в Алькатрасе обитает.
— Ух ты, какие интересные дела! Выгнать человека из коммуны за пьянку… — возмутился писатель.
— Фунт готовил вооруженное восстание, — Лаптев существенно понизил громкость голоса. — Это я вам по секрету говорю, как землякам. Он пытался подбить к мятежу еще двоих коммунаров, показал им схрон с оружием. Но те оказались сознательными товарищами, и все доложили мне. А истинную причину изгнания Фунта я не стал озвучивать. Зачем народ лишний раз волновать.