— Поголодаем немного, ничего с нами не сделается, — заключил он. — Врачи сейчас голодом лечат. Здоровее будем!
— А я предлагаю позвонить! — влезла в разговор Гюрза.
Луцык поперхнулся смешком:
— А мобила у вас имеется, гражданочка?
Это обстоятельство ее не смутило:
— Тогда надо найти телефон!
— Так найди, а я пока прилягу, — и Луцык реально улегся на траву.
— Ты это серьезно?
— Совершенно. А что еще делать?
— Как что⁈ Выбираться отсюда. У Володи важная встреча, а я записалась к косметологу!
— А я что могу сделать?
— Ты же писатель, мастак выдумывать всякое такое… Так придумай, как нам отсюда выбраться?
Луцык не мог выбрать, что ему сделать: заплакать, засмеяться или просто убиться головой о валун. Поразмыслив, решил не делать абсолютно ничего.
— Котаны, я жрачку нашла! — донесся голос Джей.
Она держала в руках птичье гнездо, сплетенное из травы и веток. Внутри лежали пять сероватых яиц вытянутой формы, каждое размером с кулак.
— Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста! — торжественно объявила нашедшая. — Как раз каждому по одному.
Луцык тут же вскочил на ноги:
— Ого! Откуда такое богатство?
— Там, в траве, было.
Каждый, кроме Гюрзы, взял по яйцу.
— Я — веганка, — сообщила она и брезгливо отвела взгляд от Кабана, который уже употребил свое блюдо и теперь вытирал пальцами влажные губы.
— Ну что ж, колхоз — дело добровольное, но на твоем месте я бы не отказывалась. Неизвестно, когда еще пожрем, — сказала Джей.
Девица взяла оставшееся в гнезде яйцо и демонстративно бросила его через плечо.
— Не хочешь, как хочешь, — пожала плечами Джей и щелчком разбила скорлупу яйца.
— Какие вы все-таки животные. Там же зародыши! — воскликнула Гюрза.
— Законы дикой природы жестоки: или ты ешь, или тебя едят.
Веганка пристально поглядела на Остапа, неуверенно крутившего в руках яйцо:
— Только не говори, что ты собрался это есть.
— Но, дорогая, Джей права.
— Если ты сделаешь… — она помедлила, подбирая слова, — то, что ты хочешь сделать, я от тебя уйду.
— Гузя…
— Из этого яичка должен вылупиться маленький цыпленок. Тебе его не жалко?
— Но я хочу есть!
— Во-первых, это яйцо, а не яичко, — влезла в разборку добытчица еды. — Яичко — это мужская половая железа, помещенная в мошонке. А во-вторых, ты же сама разбила одно. И из него вообще-то тоже мог бы вылупиться маленький петушок или курочка.
Гюрза прожгла ее взглядом, полным ненависти, и заорала на Остапа:
— А ну дай сюда!
Она стала выхватывать из его рук яйцо, преодолевая вялое сопротивление. В итоге оранжевый желток потек по пальцам режиссера.
— И не смей его слизывать! — приказала стервозная девица. И посмотрев на всех остальных, яростно бросила: — Вы — жалкие, мерзкие дегенераты!
Не тратя больше слов, Гюрза громко взвизгнула и умчалась куда глаза глядят, эмоционально размахивая руками.
— Она вернется, — тихо вздохнул Остап. — Перебесится и вернется.
— И часто с ней такое? — спросила Джей.
— Бывает порой…
Джей подошла к Остапу и обняла его. Он склонил голову на ее плечо и снова вздохнул.
Так как делать было нечего, решили покемарить. Денек выдался тот еще, да и похмелье никто не отменял. А чтобы не спать на голой земле, в качестве покрывала использовали парашюты.
Остап и вернувшаяся Гюрза демонстративно расположились отдельно. Остальные трое легли штабелем у ручья, который убаюкивал их своим журчанием. Кабан тут же затеял разговор из серии: «А знаете, что бы я сейчас съел?», но ему приказали заткнуться, пригрозив расправой. Тогда он поинтересовался планами на ближайшее будущее:
— А что, если мы не встретим никого?
— Пойдем искать кишлак, — сказал Луцык. — Ты ведь был в Казахстане, не так ли? Там много кишлаков?
— Да я в городе в основном жил, в Алма-Ате. Где-то пару раз на природу выбирались. На бабушкину дачу.
— И что, красивый город Алма-Ата?
— Большой.
— Это хорошо.
— Там шашлык на каждом углу, плов, манты…
— Слушай, Кабан, еще раз о жратве заикнешься, я тебе рыло начищу и не посмотрю, что ты мой друг.
— Все. Нем как рыба.
Но молчал он недолго:
— А хотите, я вам свой сегодняшний сон расскажу?
— Валяй. Все равно делать нечего.
— Значит так. Во сне мне было дико страшно. И вот почему. Снилось мне, что парю я на огромной высоте, держась левой рукой за стенку какого-то люка. Оттуда свисает канат, и я правой рукой пытаюсь намотать его вокруг запястья, затем отпускаю левую руку и цепляюсь ею за канат чуть выше правой руки. Теперь держусь крепко. Страшно, но уже не так. И тут оказывается, что этот люк — люк самолета. И раздается голос пилота: «Ну что, погнали⁈». А я говорю: «Да». Мы набираем скорость и теперь я уже не свисаю на канате, а лечу за хвостом самолета, как на водных лыжах за катером. Самолет, оказывается, реактивный. Я вижу, как из сопел вырывается огонь. Канат не длинный, и я кричу: «Почему меня не обжигает?». А вместо ответа пилот мне кричит: «Ну что, покажем класс?». А я говорю: «Конечно». Тогда он снижается, и мы начинаем лавировать сначала между крышами домов, потом еще ниже — в потоке городского транспорта. Когда мы пролетаем совсем рядом с каким-то троллейбусом, я пытаюсь лягнуть его в бок. На нас восторженно смотрят пассажиры. Когда мы его обгоняем, то я отпускаю левую руку и салютую водителю. Водитель мне улыбается и салютует в ответ… Потом не помню. Какой-то завод, и на проходной почему-то сидят торговцы с футбольной атрибутикой…