Амелия продолжала:
— Я убеждена, что женщина должна быть слабой. Благодаря маленькому секрету меня даже товарки жалели, позволяя работать меньше. Конечно, до Колючки, которая вообще не приносит пользы, мне далеко. Но когда я слабее, отношение совсем другое, понимаете? Застенчивая женщина, понимающая только кривляния, это что-то среднее между ребёнком и инвалидом. Так что я вполне комфортно устроилась. Сначала собиралась сделать вид, что постепенно учу ваш язык. Ох, мол, как он легко мне даётся! Слушайте все, к нам попала очень способная барышня!
Но потом я поняла, что притворство вскроется. Учитывая нрав Кассандры, я опасалась наказания за ложь. Мало ли что ей взбредёт в голову, выгонит меня на хрен мёрзнуть где-нибудь в лесу. А холод мне не очень нравится. В Австрии я работала моделью. Сделала себе головокружительную карьеру в этом бизнесе. Подчёркиваю: моделью, но вовсе не актрисой! Не смогла бы я так убедительно врать. Поэтому решила лучше не открывать рот почём зря. Я сразу догадалась, что альены нам поковырялись в головах. Вот у тебя, Камуфля, типично русские черты лица. С какого хрена мы должны с тобой непринуждённо общаться?
— Жаклин! То есть Амелия. Ладно, остальным ты не сказала. Но почему не рассказала мне? — вскричал Шпатель.
Амелия засмеялась. Хрипло. Неестественно.
— Кто ты такой, чтобы я тебе раскрывала правду? Ты вообще хоть что-то обо мне знаешь? Ни хрена! Так тогда ушки свои пошире оттопырь и внимай!
Она вскочила, начала расхаживать по комнате, попутно вытирая слёзы и сопли. Натуральная фантасмагория.
— Шпатель, ты готов к правде? А вы что рты разинули? Злорадствуете?
Я работала моделью на подиуме. Да, именно так, та самая фифа, которая двигается изящными шагами, виляет бёдрами и показывает богачам, как их жёнам следует выглядеть.
Но не надо думать, что всё было так розово. В модельном бизнесе охренецки нелегко. Там своя игра и свои правила. И расспросы руководства на предмет «какая у тебя талия?» и «сколько ты весишь?» встают на первое место, опережая никому не нужный вопрос «каков твой внутренний мир?». Чем больше к нам в тему вливалось туповатых прошмандовок, тем увереннее они прокладывали дорогу стереотипам и потакали ненужным требованиям.
Какие же вы твари! Смотрите на меня, как на какую-то шваль. Ну что я, не красивая, что ли? Ах да, тут у вас другие приоритеты. В этом грёбаном Карфагене тебя оценивают по количеству собранных кислых ягод и количеству раз, которые ты дала своему мужику, не отморозив задницу!
Так и у моделей то же самое! Важно, чтобы потные толстосумы не уставали примерять на меня вонючие наряды и глазеть так, словно я какое-то экзотическое животное. Само собой, в такой клоаке надо выглядеть на сто один процент, иначе отправят на помойку.
Знаете, сколько нервов мне стоили проклятые диеты? Знаете, сколько раз меня унижали на примерке? Подсовывали наряд, который из-за своего ублюдочного форм-фактора налезет максимум на швабру, а когда я не могла натянуть его на «нестандартные» формы, плевали мне в лицо? Они хотели видеть перед собой изнуренный скелет, и они его видели.
Единственное, что отличало меня от безмозглых кукол на подиуме, — это то, что у меня ещё остались зачатки характера. Я как Дон Кихот, не позволяла перемолоть то, что делает меня индивидуальностью, хотя они собирались стереть мою личность наждачкой, оставив перед собой манекен для тряпок. Не на ту напали!
Смешно, как простушки борются за внимание, за одобрение сверху. Дерьмовое соревнование, не находите⁈ А я? Я качественно делала свою работу и не боялась выступать против сраной системы.
Почему альены выбрали меня? Не знаю. Несмотря на все тяготы и лишения профессии, я не хотела менять вид деятельности. Я занимала свою нишу, ясно? Но теперь, даже если удастся выбраться из этой дыры, в модели мне не податься. Тело деформировано холодом и стрессами. Мои руки уже не такие нежные, как положено моделям. Не верите, спросите у Шпателя. Или могу раздеться, чего стесняться в снежном концлагере? Деда Мороза разве что.
Я обрюзгла, продрогла, потонула во лжи. Теперь я не более, чем разбитый витраж. Но горжусь тем, что была не похожа на других, что оставила свой жирный след в этом конченом мире моды.
У тебя есть ещё вопросы ко мне, муженёк?
— Нет — печально ответил Шпатель.
Я даже не могу поставить себя на его место. Каково это — понять, что человек, которого ты любишь, вовсе не тот, за кого себя выдавал? В том, что Шпатель любит Амелию, я не сомневался. По нему видно. Ладно, тут всё ясно. Пускай Камуфля утешает злобную истеричку, мне снова нужно поразмышлять. Я вышел из избы Шпателя.