Не поверит, наверное. Тем более я тут сам ни одной огнебелки не видел. Вероятно, их сжирает Беловеер.
— Классно здесь. Против удобств ничего не имею, — радостно произнёс незваный гость. — Пока греемся, расскажи мне об этом месте. Что за планета? Что за лес? Где остальные люди? Существуют ли инопланетяне? Мне интересно всё. Но сначала дай пожрать чего-нибудь! Пожалуйста, — добавил он в конце.
Я открыл вещмешок и достал оттуда сухари. Пускай грызёт. До последнего не покажу ему кильки в томате!
— Что рассказывать? Эту планету кличут Карфагеном. Этимология названия мне неизвестна, принимаю как данность. Я здесь оказался примерно год назад. Жил в Калининграде, работал в Федеральной налоговой службе. Как и все остальные, однажды уснул, проснулся в сугробе. Неприятная ситуация. Но мне повезло, уснул я с вещмешком. Не спрашивай, как так получилось.
Так вот, тут километрах в десяти есть крохотное поселение. Там живёт около двадцати человек, в самодельных избах. Условия у них, как в концентрационном лагере. Убирают снег, рубят лес, чтобы топить костёр, который не гаснет. Вынуждены греться в избах в условиях почти постоянной зимы. Как-то безрадостно, тебе не кажется?
Греховод жадно грыз сухари и внимательно меня слушал. Он молод, но лицо излишне серьёзное. Как у уличного хулигана, который ждёт момента, чтобы ударить. Я поёжился. Греховод, не заметив моих терзаний, с набитым ртом спросил:
— Слышь, тут лето вообще бывает?
— Лето есть. Довольно тёплое, температура добирается до плюс семи. Но оно всего два месяца в году. Остальное время — зима, примерно как сейчас.
— Зомби не нападают?
— Первый раз от тебя слышу о подобном.
Вдруг он действительно двинутый? Вот зомби ему и мерещатся. Хотя Беловеер и огнебелки тоже не слишком вписываются в привычную картину мира.
— Сколько, ты говоришь, здесь? Год? А чего ушёл оттуда? Выгнали? Или сам свалил?
— Сам. Отправился искать более адекватное общество, но нашёл только этот дом. Ни о чём не жалею, здесь тепло и уютно.
— Слышь, ты мне поясни, давно стоит-то это поселение, откуда ты слинял?
— По моим сведениям — оно основано три года назад.
Греховод хмыкнул и полез во внутренний карман куртки. Неужели опять за пистолетом? С таким соседом нервов не напасёшься.
— Я когда зомби-то замочил, обшарил одежду. Снимать с трупа не стал, побрезговал. Теперь жалею. Надо, кстати, до него дойти, раздеть. Заодно проверить, не встал ли снова Безголовый Джо. — Греховод насвистел какую-то мелодию из вестерна.
— Да, одежда не помешает. Как минимум, на тряпки.
— Кстати, женщины тут есть?
— С десяток наберётся. Они все заняты, если тебя интересуют такие нюансы, конечно. Кроме одной, но она мэр.
— Чё не губернатор? — засмеялся Греховод. — Короче, у зомби в одежде письмо лежало. Натурально, пожелтевшее, мятое. От руки написано.
Я растерялся. Письмо? Кому?
Греховод наконец нашёл его в куртке и протянул мне.
Бумага очень непрочная, того и гляди рассыплется. Этому посланию немало лет. Конверта нет. Я начал читать.
'Стойте, стопъ! Прочтите! Да, именно вы, уважаемые граждане, прислушайтесь къ моему монологу, ибо я преслѣдую безстрашную цѣль — донести хоть что-то до вашихъ головъ! Это можетъ показаться нѣсколько страннымъ занятiемъ для человѣка, оказавшагося въ ледяномъ поселенiи, но нѣтъ времени объяснять детали. Я не совсѣмъ понiмаю, какъ это мѣсто можно называть. Вы знаете, что я имѣю въ виду, правда? Ладно, не будемъ вдаваться въ дебри деталей, приступим.
Это, уважаемые граждане, — моя миссiя. Я какъ своеобразный рыцарь, несущiй правду на своихъ плечахъ, пытаюсь пробудить въ васъ сознанiе, разшевелить ваш умъ и дать возможность вамъ ощутить настоящую свободу мысли. Ха, да кто я такой, чтобъ это сдѣлать? Просто никто, оказавшiйся въ этомъ мѣстѣ, среди этихъ безразличныхъ глазъ.
Ощущенiе холода пронзаетъ до самыхъ костей, и я не могу не задаться вопросомъ: а правда ли я здѣсь? Можетъ быть, это всего лишь сонъ, и я скоро проснусь въ своей теплой постели? Но нѣтъ, всё такъ жизненно. Этѣ ледяныя стѣны, эти безжизненные лица, эта тишина, оглушающая, пугающая. Я, какъ истинный бунтарь, не могу оставаться въ стороне. Въ то темное и холодное зимнее утро я проснулся вовсе не в своей комнатѣ. Но объ этомъ, пожалуй, послѣ.
И вотъ, подъ натискомъ моего внутренняго напора, я рѣшаю написать это письмо — мой маленькiй островокъ свободы въ морѣ безысходности. Въ немъ моя ярость, моя надежда, мои искреннiя мысли о томъ, какъ мы, люди, должны бороться за собствѣнные права и свободу. Ха, да кто я такой, чтобъ опредѣлять, что такое свобода? Просто человѣкъ, чье сердце горитъ неугасимымъ пламенемъ непрiятiя.