«Ясно, откуда у этого диссидента конверт со штемпелем британского Кабинета министров, – выслушав пояснения референта, подумал Браун. Считая себя стропроцентным янки, он обо всех остальных нациях был не особо высокого мнения. – Наверное, в секретариате министерства имеет знакомых, и те ему подарили конверт, или при случае сам спер. Диссидент».
– Вот все, что я о нем знаю, – наконец закончила свое повествование Линда Шейн. И тут же поспешно добавила: – Если хотите, я могу порыться в Интернете.
– Не стоит, – урезонил не на шутку разошедшуюся секретаршу президент компании, тут же дав новое задание: – Лучше позови мне начальника информационного отдела со всем, что у него есть на этого Сосновского. Думаю, так будет полнее.
На слово «полнее» тяжеловесная афроамериканка отозвалась мрачным сопением. Все, что касалось хоть малейшего упоминания об излишнем весе, она принимала как личное оскорбление…
На сверхплоском экране последней модели ноутбука карты, похожие на настоящие, одна за другой ложились ровными рядами на зеленый фон, напоминающий игорный стол в казино Монте-Карло.
Сидя в купе комфортабельного сверхскоростного железнодорожного экспресса Лондон – Париж, моложавый, неброско одетый мужчина, с совершенно неприметной внешностью, сутулясь, не спеша перекладывал виртуальные карты.
Увлеченный своим занятием, он совершенно игнорировал мелькающие за окном пейзажи. Да и что там может быть интересного, если видел все это не один раз.
Невзрачного человека звали Самуил Аронович Сосновский, фигура, как он сам себя считал, планетарного масштаба. Миллиардер, у которого только официальные счета были обозначены десятком этих миллиардов. А сколько находилось вне этих самых официальных счетов, наверное, он и сам не знал.
Впрочем, деньги его привлекали, только если их катастрофически не хватало. Когда получал ставку младшего научного сотрудника и носил старенький пиджак с засаленными локтями.
Деньги его привлекали и тогда, когда он стал зарабатывать тысячи грязно-зеленых, но в то же время так приятно хрустящих долларов. Когда на его счета стали ложиться миллионы, деньги все еще не утратили своей привлекательности. Хотя в этом романе уже исчезла страсть, осталась лишь обыденность, как в долгой семейной жизни.
Когда Самуил Аронович стал обладателем первого миллиарда, любовь к деньгам умерла, и в то же время вспыхнула ярким костром новая страсть. Имя этому чувству было – ВЛАСТЬ.
Бросая миллионы налево и направо, он легко покупал милицейских генералов и воров в законе, министров, губернаторов, руководителей депутатских фракций и даже чиновников из администрации президента. Он без стука входил в любые двери и общался, когда ему заблагорассудится, с первыми лицами государства.
И что самое удивительное, каждый потраченный им доллар возвращался сторицей. Он чувствовал себя сказочным королем, который, к чему ни прикасался бы, все превращалось в золото.
Общение с лидерами чеченских вооруженных формирований только подтвердило эту мысль. Вложенные в ичкерийский сепаратизм средства заставили полевых командиров признать в Самуиле Сосновском своего лидера, или, как абреки его сами называли, Большого Папу. А вскоре потекли проценты из самостийной тогда еще Чечни от нелегальных сделок с наркотиками, нефтью, оружием и даже от выкупа заложников.
В тот момент он посчитал себя равным богу, за что и был немедленно наказан. Занятый своими делами, Самуил Аронович не заметил, что власть верховная в стране поменялась и теперь внимательно присматривается к деятелям вроде него. Кое-кто из когорты великих и ужасных уже парился на тюремных нарах, а кто-то, поджав хвост, бежал за границу, где имелись заранее припасенные сбережения, виллы и паспорта со вторым гражданством.
Сосновский еще верил в свою исключительность, вернее сказать, в исключительность больших денег. Он попытался вложить средства в политический кризис, но ничего не получилось, время было безнадежно упущено. Пришлось прибегнуть ко второму варианту, и как можно быстрее.
Выбор пал на славящуюся своими законами и двойными политическими стандартами Британию, тем более что в прессе он давно себе обеспечил имидж борца с тоталитаризмом.
Статус политического беженца упал в руки, как с неба. Теперь этого человека, которого авторитетные воры и коррумпированные «слуги» народа пренебрежительно между собой называли Сосна, а орды озверелых, орущих и щедро ангажированных правозащитников величали не иначе как Диссидент, только полевые командиры в горах Чечни, из тех, кого еще не добили федеральные войска, по-прежнему именовали Большим Папой и искренне жалели, что такое взаимовыгодное сотрудничество прекращено.