Хари Алувалиа
ВЫШЕ ЭВЕРЕСТА
Воспоминания альпиниста
Major H. P. S. Ahluwalia
Higher than Everest
Memoirs of a Mountaineer
Delhi 1975
Редакционная коллегия
К. В. МАЛАХОВСКИЙ (председатель), Л. Б. АЛАЕВ,
А. Б. ДАВИДСОН, Н. Б. ЗУБКОВ, Г. Г. КОТОВСКИЙ,
Р. Г. ЛАНДА, Н. А. СИМОНИЯ
Ответственнее редакторы
Л. Б. АЛАЕВ и Е. Б. ГИППЕНРЕЙТЕР
© H. P. S. Ahluwalia, 1973.
© Перевод, послесловие и комментарии:
Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука», 1983
ПРЕДИСЛОВИЕ
Хотя я родилась на одной из самых плоских равнин мира, я всегда считала себя дочерью гор. Не только потому, что горцами были мои предки, — в горах я чувствую себя как дома, но и потому, что горы отвечают — если можно заимствовать слова судьи Г. Д. Кхослы — моим эмоциональным потребностям.
Нелегко определить точно истоки какой-либо эмоции. Что привлекает меня в горах? Красота ландшафта, чистота воздуха, безлюдье или тот вызов, который горы бросают человеку, требуя от него выносливости и находчивости. Возможно, все это, но и еще кое-что. В долинах нас окружают плоды человеческого труда, а следовательно, мы постоянно ощущаем величие человека. Горы создают иную перспективу: человек — это ничтожная крупица, подавленная гигантскими силами природы.
Как бы то ни было, я люблю горы. Как радостно бегать по холмам. Как успокаивает глаза прохладная зелень высоких склонов, одетых в леса, пьянящие ароматом сосен и других деревьев, сквозь которые прокладывает путь человек. А как привлекательны меняющие свой цвет могучие и сильные обнаженные скалы. И наконец, величественные снежные вершины, отливающие золотом и серебром под лучами солнца и застенчиво прячущиеся за дымкой облаков. Меня всегда поражают и радуют в высоких горах дикие цветы, крошечные разноцветные головки которых выглядывают из самых невероятных трещин и уголков, упрямо преодолевая все препятствия.
Майор Алувалиа принадлежит к избранной плеяде людей — тех, немногих, кто стоял на вершине высочайшего пика мира — Эвереста. Он отличился и на поле битвы, защищая нашу родину. Смелость проявляется различно. И майор Алувалиа показал огромное мужество и настойчивость, ведя длительную и упорную борьбу с болезнью.
Сейчас майор Алувалиа делит с нами трудности и беды, радость успехов и горечь неизбежных неприятностей. Помимо всего он и писатель. И с особым удовольствием читала его описание экспедиции на Эверест.
КОНЕЦ МЕЧТЕ
Я очнулся в темной незнакомой комнате. Медленно возвращалось сознание. Словно в волшебном калейдоскопе путалось прошлое с настоящим. Мне грезился Гульмарг (Кашмир) и его снежные горные склоны, по которым я весело катился вниз, и Эверест (на его вершину я поднялся несколько месяцев назад). Неужели с тех пор прошло всего лишь несколько месяцев? Казалось, это было очень давно. Затем все смешалось, и вот я уже готовлю своих солдат к ночному патрулированию. Вот снова я в джипе, который трясется в темноте по проселочной бесконечной дороге.
В комнате постоянно стоял туман, словно все виденное проносилось передо мной в дыму, и тогда оставалась только глубокая безысходная пустота. Когда наконец туман рассеялся и я 15 октября 1965 года — эту дату я установил позднее — открыл глаза, возле моей постели сидели трое. Это были моя мать (она горько плакала), X. К. Сарин, имевший прямое отношение к экспедиции на Эверест, и Нариндер Кумар, бывший заместитель руководителя экспедиции.
Я никак не мог понять, почему плакала мать. Не сознавая, насколько серьезно мое состояние, я решил, что в семье, видимо, произошло какое-то несчастье. Сарин, подперев подбородок рукой, задумчиво глядел на меня и почему-то молчал. Тогда я попытался заговорить с ним сам, но вскоре почувствовал, что не могу произнести ни слова. Я стал пытаться объясняться жестами, но оказалось, что не в силах поднять правую руку. В отчаянии я закрыл глаза и погрузился во тьму.
Когда я открыл глаза, то посетителей около меня уже не было. Возле меня стояла только медицинская сестра. Я заметил, что в носу у меня трубка, в которую сестра вливала шприцем какую-то жидкость. Я чувствовал, как она льется через нос в горло, и, когда глотал ее, мне казалось, что энергии прибавлялось. Я все никак не мог взять в толк, почему меня кормят таким странным способом.
Не сразу я догадался, что со мной происходит. Сестра ушла. В комнате снова оказались родственники и друзья. Я будто и узнавал их, но не мог вспомнить ни имен, ни степени родства. Наконец сообразил, что среди гостей две мои сестры и беззвучно плачущая невеста. Она была в белом сари. Мне так хотелось дотронуться до руки невесты, но я лишь сумел кивнуть головой, стараясь тем самым показать, что со мной, дескать, все в порядке. В комнату вошли еще посетители. Между собой они говорили шепотом. Время от времени меня спрашивали, как я себя чувствую. Эго было бессмысленно, так как ответить я не мог.
Ночью я снова попытался вспомнить все, что со мной произошло. В памяти прекрасно сохранились события последних месяцев, когда я шел на Эверест. Я видел лица друзей, поднимавшихся со мной на вершину, ясно представил себе вид, открывавшийся с Эвереста, и даже снова пережил охвативший нас восторг и ликование. Однако события недавнего времени ускользали из моей памяти. Лишь позднее, во время длительного выздоровления, я все-таки припомнил события того рокового вечера— 30 сентября 1965 года в Кашмире, когда я стоял в темноте на злосчастной дороге.
Только что окончилась индо-пакистанская война, и было объявлено о прекращении огня. Вместе с другими офицерами я участвовал в военных операциях в районе Сонамарга. Придя в сознание, я прежде всего вспомнил капитана Джала Мастера из парашютного полка, человека удивительно приятного. Хотя я познакомился с ним только после поступления в школу, его веселый нрав скрашивал те тяжелые дни. Затем в памяти всплыло лицо майора А. П. С. Чаухана из инженерных войск (я жил с ним в одной комнате). Если бы мы не были знакомы с детства, вряд ли я смог бы подолгу его выдерживать. Настороженно относились к нему и другие курсанты. Пехотный майор Сурат Сингх и я вместе учились в академии. Хотя он был двумя курсами старше, мы дружили. Майор был интендантом нашей роты.
Майор Сурат Сингх, капитан Джал Мастер, майор А. П. С. Чаухан и я вместе ехали в джипе. Внезапно раздался выстрел, и я упал. Оказывается, пуля попала мне в шею. Меня уложили на носилки и на санитарной машине отправили в базовый госпиталь в Сринагаре. Вспоминаю наш путь в Сринагар как кошмар. Вместе со мной в санитарной машине ехали доктор Рой, майор Васудев и мой денщик Шер Сингх. Время от времени я терял сознание, а придя в себя, испытывал невыносимую жажду. Тело мое горело, как в лихорадке. Я кричал:
— Пани! Пани! (Воды!)
Доктор Рой и Шер Сингх попеременно прикладывали мне к губам смоченную в воде вату. Во время тряски в санитарной машине в полусознательном состоянии я то и дело повторял, что надо остерегаться возможного проникновения врага в этот район.
Мы добирались до Сринагара часов пять, и я потерял много крови. Позднее доктор Рой и майор Васудев говорили, что я лишь чудом остался жив. Я очнулся в госпитале в Сринагаре во время переливания крови. Мне вводили еще и глюкозу. Я тяжело дышал, и казалось, кровать ходит подо мной ходуном от каждого глубокого вздоха. Среди посетителей была моя тетка. Она положила мне под подушку портрет Гуру Нанака[1].