Кроме того, раз или два в неделю мне разрешили ездить на автомашине на Педдар-Роуд, в студию документальных фильмов. Там монтировали кинокадры, отснятые нашей экспедицией на Эвересте. Пока я находился в Бомбее, у меня была возможность наблюдать как идет работа над фильмом. Режиссером фильма был Тапа. Вместе с ним я поднялся на пик Фрей в 1961 году. Вскоре мы подружились.
С пика Фрей он привез с собой несколько чудесных кадров. Во время этого восхождения он учил меня снимать кинокамерой. Его уроки не пропали даром. Фотография стала моим хобби, весьма полезным для альпиниста. Я беззаветно любил горы, а научившись фотографировать, увидел их по-новому.
Все мои товарищи по восхождению на Эверест были фотографами-любителями. Нашу группу подбирал с учетом альпинистских способностей и фотографа-профессионала не дали. Ни у кого из нас не было должного опыта, особенно в киносъемках, но, поскольку некоторые имели восьмимиллиметровые камеры, им волей-неволей приходилось выполнять обязанности официальных фотографов экспедиции.
При съемках мы ставили перед собой самые простые задачи. Из-за ограничений на импорт иностранных товаров сумма валюты, отпущенной экспедиции, была невелика, и нам приходилось сводить киносъемки до минимума. В нашем распоряжении имелось четыре кинокамеры. Я снимал швейцарской камерой «Поллард Болекс». Говорили, что она приспособлена к зимним условиям и ею можно пользоваться до самой вершины Эвереста. Она работала до последнего лагеря над Южным седлом, однако в пятнадцати метрах от вершины замерзла. В отчаянии я хотел швырнуть ее в пропасть, в Тибет, но Пху Дорджи меня удержал. Теперь, когда вспоминаю свои хлопоты с кинокамерой, я благодарен Пху Дорджи. На вершине я сделал несколько снимков аппаратом «Никон». Мне удалось также отснять и около сорока кинокадров. Позднее я сообразил, что, вероятно, причиной моих неудач оказался не столько «Поллард Болекс», сколько мои нервы.
В основном наши кинолюбители действовали успешно. Они сняли на пленку всю местность от базового лагеря до нижней половины ледопада Кхумбу. Были сделаны интересные снимки таких природных явлений, как ледяные пещеры и ледяные башни, лавины и трещины. Отснятого материала оказалось достаточно для полнометражного фильма, и его передали студии документальных фильмов, а Тапу назначили его режиссером. Он уже создал короткометражный фильм под названием «Вызов Эвереста», который вышел в прокат. Теперь Тапа работал над полнометражным фильмом. Когда я впервые пришел на студию, монтаж фильма уже заканчивался. Я помог режиссеру установить, где снят тот или иной кадр, и расположить их в должной последовательности. Много дней я провел на студии. У меня оказалось много времени, чтобы восстановить в памяти свои альпинистские приключения. Работа на студии отвлекала меня от грустных мыслей, от больницы, и я с нетерпением дожидался каждой поездки на Педдар-Роуд.
Одно дело снимать восьмимиллиметровой камерой и совсем другое — подготовить полнометражный фильм. Вскоре мы поняли, что подготовка фильма, который должен выдержать конкуренцию на коммерческом рынке, — работа, требующая высокой квалификации. Было решено пригласить на консультацию опытных кинематографистов. Тапа и я разослали приглашения специалистам. Когда мы показали им фильм, — и поступили совершенно правильно — то получили много полезных советов.
Специалисты заявили, что музыкальное оформлении должно быть хорошим и, если бы нам удалось получить помощь какого-либо известного дирижера из мира кино, это улучшило бы качество фильма, и повысило его рыночную цену. Нам называли разных музыкантов, в частности популярный дуэт Шанкар — Джайкишан.
Конечно, хорошая музыка — это прекрасно, но тогда на создание фильма ушло бы денег раз в десять двадцать больше. Ассигнования на музыкальное оформление фильма были ничтожны. Друзья помогли мни установить контакт с Шанкаром. Несмотря на большую занятость, он оказался настолько любезным, что приехал ко мне в госпиталь и сразу же проникся нашими проблемами. Я показал ему фотографии восхождении и постарался поподробнее рассказать о самой экспедиции. Ему понравился предварительный монтаж фильма и он согласился принять участие в его создании.
Наступил щекотливый момент.
— Наш бюджет… — жалобно залепетали мы.
— Пусть это вас не беспокоит, — заверил Шанкар.
Короче говоря, он сказал, что будет работать бесплатно, и свое слово сдержал. Мало того, Шанкар сам оплатил услуги оркестра, в котором участвовало около ста человек.
Я продолжал работать над фильмом и принимать курс лечения. Свести Тапу и Шанкара оказалось делом нелегким. Оба они люди занятые, к тому же за Шанкаром в мире кино буквально охотились. Стоило его обнаружить, как выяснялось, что свободного времени у него нет. Я ездил на студию Махалакшми, где на четвертом этаже находилось музыкальное отделение, Как бы ни был занят Шанкар, он всегда встречал меня внизу. В этом проявлялась его врожденная скромность. Мы беседовали в машине и всегда обо всем договаривались. Вообще, в те дни, по-моему, все вопросы разрешались либо по телефону, либо в машине. Если фотография давно стала моим хобби, то теперь я страстно увлекся и музыкой. В процессе работы с Шанкаром над фильмом мне захотелось больше узнать об индийской музыке с ее богатыми традициями, и в частности о народных песнях. Работа над фильмом шла успешно, и мы радовались этому.
Я пробыл в Бомбее уже месяцев шесть. Наступил июль, и начались муссонные ливни. Из окна я наблюдал, как мчались над морем тучи. Во время дождя дул крепкий бриз. Окутанные пеленой дождя прибывали и уходили суда. Рыбаки с песнями направлялись на своих лодках в море. Я знал, что скоро покину эти места, ведь день моего отъезда в Англию приближался.
Наконец был получен долгожданный ответ из Стоук-Мандевильского госпиталя. В письме сообщалось, что мне отведена комната и отправляться в путь следует дня через четыре. В связи с моим отъездом в Англию возникли сложные и почти непреодолимые препятствия, Во-первых, необходимо было получить разрешение военных медицинских властей. Бомбейские врачи считали, что такое разрешение получить почти невозможно. Во-вторых, встал вопрос, кто будет сопровождать меня в самолете. Из-за моего тяжелого состояния возникали и другие сложности. Я уже стал сомневаться, удастся ли вылететь, как планировалось, 9 июля. Однако мне повезло. 2 июля в госпитале меня посетил Сарин вместе с видными представителями армии и военного флота., и за несколько минут были подписаны необходимые документы и покончено со всеми формальностями. Предстоящее путешествие меня уже больше не пугало, хотя некоторые проблемы решены еще не были.
Хотелось до отъезда узнать, как идет работа над фильмом, и я позвонил в студию. Фильм еще не был готов, а Шанкар сказал, что напишет к нему музыку лишь после того, как просмотрит весь фильм, пусть даже незавершенный. Я узнал, что у Шанкара месяца два-три уйдет на написание музыки к фильму и на запись. Однако он заверил меня, что волноваться не следует, он свою работу завершит вовремя. Получив его заверения, я принялся за личные дела.
Чтобы помочь мне собраться в дорогу, прилетела мать. Мне сказали, что вопрос о сопровождении решен, так как авиакомпания «Эйр Индия» взяла на себя заботы обо мне. Сарин позвонил в наши посольства в Москве и Лондоне, и меня должны были встретить в обоих и аэропортах. В общем, все проблемы решились сами собой. Наконец наступило ясное утро 9 июля, правда накануне всю ночь лил дождь.
До аэродрома Санта-Крус меня провожал Джилл, мой близкий друг. Через две недели Джилл надеялся снова увидеться со мной, так как был принят в одно из учебных заведений Англии. Его приезд решил бы еще одну проблему, так волновавшую мать, — кто будет завязывать мой тюрбан в Стоук-Мандевильском госпитале? Казалось бы, это пустяк, но для сикха — вопрос важный. Однажды, сияя, мать вошла ко мне в палату и заявила:
— Хари, мне сказали, что в Эйлсбэри живет еще одна семья Джиллов. Они помогут тебе.
Однако через несколько дней она снова забеспокоилась: выяснилось, что Джиллы в Эйлсбэри уже давно перестали носить тюрбаны и вряд ли знали, как их завязывать. После трогательного прощания с родными мой брат Соми и Джилл посадили меня в «Боинг», который именовался «Лхоцзе».