- В Нью-Йорке – может быть, - стояла я на своем. – Но это же Колби.
- Ты ему не доверяешь, - Тео покачал головой. – Все будет нормально.
Теперь же я скептически смотрела на Тео, он старательно отводил взгляд, Клайд разглядывал
обстановку, а Айви тихо бесилась. Да, все определенно нормально. Разумеется. Но придержала
комментарий при себе, ведь никому не нравится слышать это надоедливое «Я же говорил!»
- Эмалин, - позвал Клайд, глядя теперь на огромные, от пола до потолка, окна, - ты не знаешь,
каков был бюджет на окна?
- Нет, вряд ли.
- Наверное, сто пятьдесят тысяч, не меньше, - пробормотал он. – Вы только взгляните на это
стекло!.. А размер? Да он просто гигантский!
- Мы вас поняли, - перебила его Айви. – Дом большой и красивый, а мы, конечно же, недостойны
проживания здесь. Давайте теперь поговорим о ваших работах.
Он с удивлением взглянул на нее. Похоже, мы все были удивлены. До сих пор Айви прилежно
играла по правилам Клайда, изучая путеводители и атласы и даже чистя рыбу (Клайд заверил ее,
что это необходимо для понимания его работ). А теперь с нее было довольно.
Мне показалось, что сейчас художник развернется и уйдет, хлопнув дверью, но вместо этого он
улыбнулся.
- Вы решили, я имел в виду, что ваше проживание здесь каким-то образом оскорбляет кого-либо?
- Я решила, - отозвалась Айви, - Что, рассуждая о трате денег, вы можете легко тратить чужое
время. В особенности, мое.
Ой. Опасный момент. Я поймала взгляд Тео, кажется, он подумал о том же.
- Значит, я трачу ваше время, - Клайд все еще улыбался, и это было очень странно. Сейчас он
выглядел довольнее, чем за все время работы с Айви.
- С самого первого дня, - видимо, Айви Мендельсон была не просто сердита. Она была в ярости. –
Одно дело – это не уважать собственный труд. Но не уважать усилия, приложенные другими, и
тратить время на бесцельные разговоры об окнах – это, знаете ли, оскорбление для нас обоих, -
она мельком взглянула на Тео. – И вот еще что: мне надоело притворяться. Если хотите говорить о
столешницах, так тому и быть…
- Что вы хотите узнать? – внезапно спросил Клайд. – Спрашивайте прямо сейчас, что?
- Почему вы уехали из Нью-Йорка и бросили искусство? – режиссер так и впилась в него глазами.
Пауза.
- Я продал рисунок за полмиллиона долларов. И от этого мне стало практически плохо. Мне
двадцать семь – а я не знаю, кто я.
Молчание. Я сглотнула, опасаясь того, что последует дальше.
- «Крачки»*? – переспросила Айви.
(*Крачки – птицы, живущие по берегам морей и пресных водоемов)
- Да, - Клайд взял со стола одну из книг, в которой были репродукции его картин, нашел нужную
страницу и ткнул в нее пальцем. – Это холст, несколько тюбиков краски, толченые ракушки и
немного штукатурки. По-вашему, это стоит полмиллиона баксов?
- Ну, это ведь был один из ваших первых опытов, - заговорила Айви, - к тому же, эта картина была
одной из тех, что сделали вас восходящей звездой.
- Вы не ответили на мой вопрос.
- Не уверена, что я его поняла, - осторожно произнесла она.
Клайд снова опустил взгляд на иллюстрацию, а я внезапно поняла, что задержала дыхание.
- В последний год перед продажей фермы отец заработал тридцать тысяч долларов. И это был
удачный год. Фермерство – тяжелое занятие, нелегкий труд, он старит гораздо раньше, чем
многое другое. Отцу было шестьдесят, но на вид ему нельзя было бы дать и семидесяти.
Никто ничего не ответил. Снаружи доносился плеск океана, дети играли в воде, а родители
кричали, чтобы они не отходили далеко от берега. Клайд развернул книгу так, чтобы Айви видела
иллюстрацию.
- Холст. Ракушки. Штукатурка. Краска. Это оскорбление для моего отца. Я воспринял это как
оскорбление ему.
Режиссер изучила репродукцию, затем нахмурилась.
- Но ведь вы – его сын, а это ваша работа. Вам за нее заплатили. Это можно было понять и как
награду ему тоже, разве нет?
Нет, подумала я, а Клайд покачал головой. То же самое было бы и со мной и моими родителями.
Не важно, как бы они гордились мной, эти деньги, доставшиеся, в общем-то, без большого труда и
усилий, задели бы и их, и меня.
- Если бы я остался в Нью-Йорке и жил этой жизнью, то чувствовал бы себя последней сволочью, -
говорил Клайд. – Однако решение отвернуться от всего и сбежать сюда, в общем-то, не сделало
меня лучше. Я в любом случае не мог победить.
- Но вы вернулись в родные края.
- Да, - он взглянул в окно. – И я все еще сволочь.
На это ни у кого не было ответа. Ни в тот момент, ни в следующие полчаса, что я провела,