Богданов осторожно обнял Нефедовну за плечи:
— Ну-ну, мать, не надо плакать, не надо… Успокойся…
Елизавета Васильевна принесла самовар.
Я сидел рядом с Ванюшкой, и, пока старшие вели разговор о своих домашних делах, он тихо спросил меня:
— Как вы думаете, Игорь Петрович, примут меня в мореходку? Только по-честному?
— Что за вопрос! — воскликнул я.
Но, вероятно, мой ответ прозвучал слишком бодро. Ванюшка вдруг усмехнулся совсем по-взрослому:
— Ростом мал, да? Знаю, мне мамка все уши прожужжала. Но ведь я еще подрасту, верно?
Да, рост у парня действительно был маловат. Мне не хотелось разочаровывать его, и я поддакнул:
— Конечно, подрастешь.
Он уловил нотку сомнения в моем голосе и сказал:
— Вон дядя Кузьма тоже был невелик ростом, а его ведь приняли.
— А что за дядя Кузьма?
— Мам, пожалуйста, расскажи, как дядя Кузьма в мореходку поступал.
Елизавета Васильевна переглянулась с мужем.
— Ты же сто раз об этом слышал.
— Да я не для себя прошу. Игорь Петрович вот интересуется. — Ванюша хитро покосился на меня.
— Нет, нынче я не буду рассказывать, проси отца.
Яков Антонович прокашлялся.
— Что ж, рассказать можно. Видно, мне сегодня так уж повезло — все рассказывать да рассказывать… Было это давно уже, что-то году в сорок девятом, не позже. Меня в первый раз пригласили в мореходное училище поработать в приемной комиссии. Я капитаном уже плавал тогда. Ну, сидим мы, значит, в комиссии, заседаем каждый день, личные дела поступающих изучаем, разговариваем о том, о сем… И вот подошла очередь Кузьмы Куроптева. Смотрю я на его экзаменационный лист, а там одни пятерки. Вот, думаю, парнишка смышленый… Да-а… И вдруг слышу, завуч — он председателем комиссии был — горестно говорит: «Вот, пожалуйста, одни пятерки у парня, а принять не сможем». «Почему же это?» — спрашиваю я. «А вы взгляните на его медицинскую карту. Видите, росточек-то какой? Сто сорок два сантиметра. А по положению нужно не меньше ста пятидесяти. Реветь будет парень, а ничего не поделаешь!»
Ну, входит, значит, в кабинет Кузьма Куроптев. Вошел, поклонился, неторопливо сделал три шага и встал навытяжку перед столом комиссии. Уж как он тянулся! Да только и впрямь, ну, никак ростом не вышел парень. Одет очень бедно — рваные брезентовые ботинки, заштопанная рубашка и изношенные донельзя брючки. На вид ему никак не больше тринадцати лет было, хотя по документам значилось полных пятнадцать. Личико такое худющее-прехудющее, только глаза смотрели не по годам серьезно.