Туманные голоса залива. Колокола и рынды… Тоскливый плач туманной сирены чуть слышался с противоположного берега…
И ни одного человека не видно вокруг…
Тимофей медленно брел по причалу, пока не наткнулся на небольшой деревянный домик с ярко освещенными окнами. Он открыл дверь и вошел внутрь. Длинный коридор. Толкнул дверь с табличкой «Диспетчер». В маленькой комнатке за барьером сидела девушка в кителе с двумя нашивками на рукавах. Она подняла голову и спокойно посмотрела на Тимофея.
— Здравствуйте, — неловко поклонился он.
— Здравствуйте. Я вас слушаю. Вы с какого парохода?
— С «Тавриды».
Девушка поспешно бросилась к окну.
— Как? Пришла? Я и гудков не слышала…
— Да нет, не пришла. Я жду ее. Только назначение получил вчера.
Девушка засмеялась.
— Ух, гора с плеч! Вы меня перепугали. Это ж надо: на дежурстве прозевать приход парохода! Да мне, знаете, как бы влетело?
— А вы думаете, что в такой туман «Таврида» к причалу подойдет?
— Вот радиограмма с «Тавриды»: «Полагаю прибыть к 16 часам».
Тимофей взглянул на часы:
— Думаете, придет? Девушка пожала плечами:
— Других сообщений не было, значит, собираются прийти. Как они идут в кромешном тумане — я не знаю, но капитан там слов на ветер не бросает. Все стоят, а он идет. И локатора нет. И приходит Крокодил Семенович. — И она рассмеялась.
— Как его зовут? Крокодил? — переспросил Тимофей.
— Нет, по-настоящему он Ардальон Семенович Шулепов. А за глаза его Крокодилом Семеновичем зовут. Он знает об этом, между прочим, и сам под хорошее настроение побит себя так называть.
Визгливый гудок донесся с залива. Диспетчер встрепенулась, открыла форточку и прислушалась. Гудок повторился.
— Она! Это ее гудок. Идет ваша «Таврида».
«Ну и гудок. Как у паровоза», — подумал Тимофей. Он поблагодарил девушку и вышел из диспетчерской.
На причале зажглись прожекторы, забегали люди, заурчал мотор подъемного крана.
Визгливый гудок раздавался все ближе, потом из тумана показались огни, потом стала видна темная масса судна, и «Таврида» медленно, словно ощупью, подкралась к причалу и отшвартовалась.
Обледенелая от ватерлинии до верхушек мачт, с кучами руды на палубе, грязная, с побитыми и погнутыми релингами и трапами, с ободранными бортами «Таврида» не обрадовала Тимофея.
«Видно, доживает последние дни», — подумал он.
На борту «Тавриды» бесшумно суетились люди. Швартовка не заняла у них и пяти минут, тут же был спущен с борта новенький трап, и около него появился вахтенный с повязкой на рукаве. Однако на берег никто не сходил. Тимофей подождал немного и поднялся на борт.
«Дорогая Марина! Сейчас уже глубокая ночь, а утром мне с восьми часов заступать на вахту. Я наконец дождался «Тавриды» и пишу тебе в своей каюте, вернее, в своем кубрике. Нас здесь четверо, в этом кубрике под полубаком. Все ребята ушли в город, отдыхают, и я сижу один, и никто не мешает мне побыть с тобой. Пароходик небольшой и старый. Ты, конечно, ужаснулась бы, увидев его. Что ж, я бы не стал тебя упрекать. Я и сам поначалу упал духом, увидев эти обшарпанные борта. А теперь я вроде привык, да и не годится охаивать свое судно.
Поднялся я в первый раз на борт, спрашиваю у вахтенного матроса, как пройти к капитану. А тот документы требует! Чувствуешь, служба как налажена? Ну, предъявил я ему свое направление, вахтенный вызвал боцмана, тот провел меня к старпому.
Вхожу я с боцманом в каюту и вижу: сидит в кресле такой кругленький усатый грузин и что-то быстро пишет.
«Здравствуйте», — сказал я. Тогда он повернулся, взглянул на меня, встал, пожал мне руку и пригласил сесть. Боцман доложил, кто я и зачем пришел. Старпом кивнул и оказал: