— Садись на заднее сиденье, подвезу, как раз туда еду… Ну, вот и Холодная.
— Спасибо! Огромное спасибо!
— Ладно, чего там.
Вот он, дом двадцать семь. Вот подъезд… Первый этаж, второй, третий, четвертый, пятый… квартира восемнадцать. Коричневая дверь… синий почтовый ящик… Звонок… Ковалевой — два звонка… Тимофей перевел дыхание и позвонил. Мягко щелкнул замок, и дверь медленно открылась…
Марина стояла, смотрела на Тимофея и молчала. Руки ее медленно поднялись к вороту халатика и застыли.
— Марина, — выдохнул Тимофей и шагнул ей навстречу. Она судорожно вздохнула, и руки ее несмело обхватили шею Тимофея.
— Маринушка… Я только вчера ночью узнал, что ты здесь. Целый день бегал по поликлиникам города, искал тебя… И вот, нашел…
Он услышал ее тихий, прерывистый голос:
— Я уже две недели здесь, а ты все не идешь и не идешь… А я все ждала и ждала… — Она подняла голову, улыбнулась сквозь слезы, и Тимофей принялся целовать ее глаза, ее соленые щеки, мягкие, открытые губы…
— Тима, — слабо отбивалась она, — нас же увидят…
— Пусть видят… Пусть знают, что я люблю тебя, Марина, люблю, люблю.
— Сумасшедший, пойдем в комнату.
Мебели в ее комнате было мало — стол, три стула и в углу стояла раскладушка.
— Вот так я и живу пока, — смущенно сказала Марина.
Они сидели рядышком на стульях, и Тимофей держал ее руки в своих, бесконечно перебирая гибкие пальцы.
— Марина, Фурсов здесь. Я вчера виделся с ним.
Тимофей почувствовал, как вздрогнула Марина.
— Он рассказал мне все.
— Зачем он приехал?
— Уговаривал меня отказаться от тебя, пытался на чувстве морского товарищества сыграть и прочее… Говорил, что любит тебя и что не позволит мне разрушать семью. Говорил, что и ты любила его.
— Я была глупой. Он был добрый и ласковый со мной, он мне нравился… До того, как увидела тебя. Знаешь, когда я тебя увидела — у меня сердце захолонуло. Но ты был такой неприступный, такой гордый… А потом, та встреча в сквере у театра… Я помню весь наш разговор, я повторяла его тысячу раз… и курить бросила, ни разу сигарету не брала. Я уже тогда поняла, что не люблю я Алешку… И если бы еще раз я встретилась с тобой, если бы ты… если бы ты хоть намеком дал мне понять тогда… А тут Фурсов словно понял что-то, заторопил со свадьбой… И ты уехал. Я смалодушничала, не посмела отказать ему и… отказала себе. Вот так и случилось страшное — я вышла за него замуж… Ох, если бы можно было вернуться в прошлое!
Марина закрыла лицо руками, тихо и горько заплакала, медленно качаясь из стороны в сторону. Тимофей смотрел на ее вздрагивающие плечи, на ее поникшую фигуру, и слезы ее острой болью отзывались в его душе.
Он молча обнял ее. Она приникла к нему и затихла. В наступившей тишине отчетливо стучал маленький будильник на столе.
— Это я во всем виноват, — произнес наконец Тимофей. — Я должен был догадаться.
Марина высвободилась из его рук.
— Не смотри на меня, я сейчас такая зареванная… Давно собиралась отреветься. — Она улыбнулась и сказала: — Ты не представляешь, как мне легко сейчас… Я расскажу тебе, как я жила в Ленинграде. Работать он мне не разрешил. И все тряпки привозил. И ковры. А придет из рейса — вечеринки обязательные. И все заставлял меня наряжаться, таскал по приятелям. Другие завидовали мне. А я не могла больше выносить такой жизни. И чем больше думала о тебе, тем противнее становился мне Фурсов и вся моя жизнь с ним… И я решилась… Брошу, думаю, все, не нужны мне ни тряпки, ни деньги, ни Ленинград, уеду. Найду тебя или нет — мне было уже все равно. Я сама себе стала противна от такой пустой жизни. И поехала я в Мурманск. Нет, сначала написала в горздравотдел, спросила, дадут ли работу. Ответили сразу — дадим. И я ушла от Фурсова…
— А я вчера ночью пытался найти твой адрес. В милиции всех на ноги поднял. Нет, говорят, Фурсовой Марины не значится. А другой фамилии я не знал…
— Я такая сейчас счастливая, просто боюсь поверить, — прошептала Марина. — У меня есть работа, есть крыша над головой и, наконец, я нашла тебя.
— Нет, это я тебя нашел. Я тебе, знаешь, весь год писал письма, а ты ни на одно не ответила… А я все писал и писал.
— Но я не получала… — растерянно взглянула на него Марина. — Честное слово, я не получила ни одного письма, Тима.