Машка поставила перед учителем миску с дымящимся борщом.
Учитель взял хлеб, другой рукой — ложку. В этот миг судно вздыбилось — миска прыгнула ему на колени.
— А! — подскочил ошпаренный учитель.
— Эх, горе мое… — вытерла брюки учителю Машка. — У нас миску надо держать! И наклонять: судно влево — миску вправо, судно вправо — миску влево Понятно?
— Да, — смешался учитель. — Спасибо.
— Век живи — век учись, — значительно поднял палец дядя Сеня.
— Море — не институт: здесь соображать надо! — бросил боцман.
Вечером Машка по привычке заглянула в салон. Вошла и опешила: салон — не салон?
Сколько раз она расставляла здесь миски. Драила, мыла, скребла все от палубы до Доски почета (особенно в уголке — над своей фотографией). Да что там — не капитан, а она была здесь хозяйкой: кому — компот, кому «фитиль» (а то и оплеуху).
И сейчас тут будто все то: Леха, Рыбкин[1], Серега-радист — и не то: на столе перед ними вместо мисок — тетрадки. И этот очкарик, вместо нее, подает, то есть преподает. И рядом с Доской почета — черная доска. Черная! Да, настоящая школьная доска. Только маленькая. Но что это Леха мажет на ней?
— Эх, горе мое! — шлепнула себя по бедрам Машка. — Леха! Леха, 273, а не 20!
— Что? — поднял голову учитель. — У кого еще ответ — 273?
— Я еще не решил, — сказал радист.
— И я, — тралмейстер.
— Хорошо. Усложним пример. Запишите: «Результат увеличить на 1227 и уменьшить втрое…»
— Леха! Пятьсот! — шептала на весь салон Машка.
— …упражнения закончите письменно дома… то есть, простите, у себя в каютах. На сегодня достаточно. Отдыхайте. А вы… — учитель сверкнул очками на Машку.
— Я… — как-то по-школьному вся сжалась юнга, — я… больше не буду… подсказывать…
Учитель, не сводя глаз, медленно подошел к ней:
— Вы здорово считаете!
Машка прижала к бедру кисет с домино, лежавший на столе…
Учитель протянул к нему руку:
— Забьем?..
— Что?.. — Машка следила за его рукой.
— «Козла»!
— Забьем! Дядь Сень! — обернулась она, — покажем класс?
— Кстати, какой, если не секрет? Сколько вы кончили?
— П-пять… — дрогнули губы у Машки.
— Шестой коридор: выперли ее! — словоохотливо вступил дядя Сеня.
-..?
— Машка плохо любила свою среднюю школу.
— Любовь зла!.. — взмахнул костяшкой Леха.
— Только стучать не будем, — сказал учитель, — пусть механик поспит…
Машка удивленно посмотрела на него…
— …«Козлы», — вскоре удивился и дядя Сеня. — Вот фокус!.. Это ты протабанила: костяшки кидаешь.
— Отцепись! Когда я проигрывала…
Повторили. Учитель с Лехой выиграли еще несколько раз — под гробовое молчание.
— Сдаюсь… — сказала учителю Машка. — Вы здорово играете!
— Я математик.
— При чем это?
— Видите… Есть такая теория… теория игр…
— В «козла»?
— Нет, вообще…
— Интересно! Не расскажете?
Учитель, как мог проще, стал объяснять на примере с домино…
Машка, не шелохнувшись, глядела ему в рот. Потом смешала камни и предложила:
— А так?
— Мм… В таком ряду больше перестановок, но меньше сочетаний…
Преподаватель пристально посмотрел на нее:
— Знаете, у вас математический дар. Вам надо учиться. Обязательно!
— А примете?
— Конечно. С сентября — прошу.
— Долго… А сейчас нельзя?
— Видите… учебный год начался… И потом нужна справка об образовании. У вас есть?
— Нет.
— Жаль.
— Ладно!..
— Не обижайтесь, Маша…
— Меня зовут Машка! Без справки…
— Верно! Верно, погодите… — поправил на носу очки учитель, — попробуем — без справки: запрошу школу — может, разрешат приемные экзамены?
…Учитель послал радиограмму. Шли дни. Ответа не было. Юнга заглядывала в радиорубку:
— Ну?
— Проходимости нет.
— Травишь…
Машка стала еще злей «забивать» и гонять нерях на судне.
— И что бабе надо?.. — ворчали пострадавшие.
— Некуда силу девать…
— Вроде бы к Маркони[2] начала ходить…
— Вряд ли: дряхловат…
Наконец, на девятые сутки пришла ответная радиограмма. Учитель прочел юнге при всех за обедом: «Разрешаем виде исключения приемные экзамены арифметике, русскому. Сочинение вольную тему соответствующей трудности».
— Скинемся на букварь! — поздравил дядя Сеня.