Виктор растерялся от такого вопроса, но Чайкин, видимо, и не ожидал его ответа.
— Молод еще пить. И вообще не советую. Дрянь — хотя и „столичная“.
Он грузно опустился на диван и, резко тряхнув нечесаной шевелюрой, сказал:
— Увидишь Шурыгина, мастера по добыче, передай, чтоб на глаза мне не появлялся, пока снабжение на борту не будет. Отход завтра в 11, а он не чешется. Душу вытряхну! Так и передай.
Уходя, Виктор слышал, как звякнула бутылка о край стакана.
Морозным утром следующего дня с потертым чемоданчиком Виктор явился на судно одним из первых. Вахтенный матрос, кутаясь в шубу, выделывал валенками что-то похожее на „липси“, прерывисто шипел пар между бортами судов, да откуда-то из-за клубов морозного тумана доносились гудки буксира. Мохнатые от изморози снасти изредка сбрасывали на палубу снежную крупу, выравнивая темные полосы от метлы вахтенного, который уже давно приготовился к сдаче смены.
— Здорово! — окликнул он Виктора. — Ты новенький, что ли?
— Привет! А что?
— Смену у меня принимать не ты будешь?
— Нет!
— А-а, — разочаровался изрядно продрогший матрос. — Вот дела! Не знаю даже, кому буду смену сдавать. Штурман говорит, какому-то новичку. А какому?! У тебя закурить есть? Дай, пожалуйста. Целой пачки не хватило на вахту. Холодно.
Виктор поставил чемодан на трюм и достал из кармана папиросы.
— Кури. А тралмейстер не приходил еще?
— Что, тралмейстер? Да он и не уходил никуда. Уже вторую стоянку с судна не уходит. Запил, видно. Так человек как человек, а тут злой стал. Орет на всех, из каюты никуда не выходит.
— Случилось что-нибудь, наверное?..
Оживившись, вахтенный начал было рассказывать Виктору о странностях Чайкина, но в это время на палубе появилась огромная фигура, и голос, сиплый со сна, а возможно и от лишних возлияний, окликнул:
— Эй! Вахтенный! Шурыгин не приходил?
— Нет, Александр Федорович, не был.
— Придет — сразу ко мне! Понял?
— Хорошо, Александр Федорович.
— И еще… вот что. Возможно, придет тут… худая такая, в очках. Меня на судне нет, но мне сразу доложить!
— А если она в каюту к вам сразу пойдет?
— Ну… тогда… Да нет, не пойдет она. А впрочем, не надо ничего. Шурыгину только передай, и все.
Тралмейстер равнодушным взглядом скользнул по палубе и, зябко передернув широченными плечами, хотел было уходить, но снова остановился:
— Э-гей! Ты! Помтралмейстер! Зайди-ка ко мне.
Оставив свой чемодан на попечение вахтенного матроса, Виктор прошел в каюту тралмейстера. Все здесь выглядело так же, как и вчера. Только сам хозяин был в тапках на босу ногу.
— Садись, — сказал он Виктору.
— Да ничего. Я постою.
— Садись! — уже приказал Чайкин, и Виктор сел.
— Как твоя фамилия-то?
— Харламов.
Тралмейстер помолчал некоторое время, затем, будто пересиливая себя, заговорил:
— Ты, вот что, Харламов… Что я тут вчера тебе наговорил — забудь. Понятно?
— Да ну, что вы, товарищ тралмейстер…
— Забудь! Неприятность у меня получилась… Ну, вот и срываюсь… Иногда. Чертовщина такая, что…
— А что случилось, Александр Федорович? — наивно полюбопытствовал Виктор, точно в его силах было что-то изменить. Чайкин искоса взглянул на него, плеснул из бутылки в стакан и выпил одним глотком. Тряхнул шевелюрой и бессмысленно уставился в одну точку. Некоторое время сидел молча. Потом заговорил:
— Ты ко мне в душу не лезь, Харламов. Что случилось, то касается только меня. Понял? Говорят, время все стирает. Значит, сотрет и это. А не сотрет… В общем, я хочу попросить тебя сделать одно дело. Можешь?
— Постараюсь.
Выдернув один из ящиков стола, Чайкин, не глядя, выгреб оттуда груду измятых кредиток и подал Виктору:
— Вот! Сходи ко мне на квартиру. Военторг знаешь? Ну вот, третий этаж. Квартира Чайкина. В общем, найдешь. Постарайся успеть до девяти, пока дочка в школу не ушла. Ей и отдашь. Понял? Добро. А жене ни слова!
Виктор озадаченно поглядывал то на деньги, то на тралмейстера.
— Да вы бы хоть пересчитали их, Александр Федорович.
— Некогда. Иди, и живо обратно!
— Хорошо. Я только чемодан…
— Скорей!
Наспех собирая деньги, Виктор прикинул сумму. Получалось довольно много. Видно, и за прошлый рейс тралмейстерская зарплата лежала в ящике стола.