На берегу Василий Никитич любит пожить с банькой, с пахнущими морозцем простынями, с пухлыми блинами по воскресеньям. Потому и снимает комнатушку в маленьком домике на тихой окраине у незамужней буфетчицы Любы. Дрогнет, бывало, его одинокое сердце, когда увидит он на причале алый платок Любаши: „Вот и меня встречают“. Но настоящей радости от этих встреч не было. Любаша прижималась щекой к плечу, зазывно смотрела в глаза:
— Ой, как я ждала-то вас, Василь Никитич! Глядючи в окошко, все жданочки поела.
— В магазин бы надо. „Маленькую“ прихватить, — угрюмо предлагал Василий Никитич.
— Что вы, Василь Никитич! Есть у меня. В апельсиновых корочках, как вы любите.
За столом, блестя глазами, просила раскрасневшаяся Любаша:
— Сказали бы вы ласковое словечко, Василь Никитич.
— Не знаю я их, Любаша.
— Ну хоть гляньте поприветней.
— Гляжу, как умею.
И плакала Любаша, ругая Авдотью:
— Все она, змея подколодная… Муж у ней есть.
— Какой же он муж, если с другой живет, — возражал Василий Никитич.
— Все равно. Живой, значит — муж.
— Не муж он и не отец, а подлец распоследний.
И старая злость на Петьку Мазина снова оживала в его душе, и он жалел, что так и не набил ему морду. Когда узнал, что Петька бросил Авдотью, прибежал к ней и, хоть не порядок это — радоваться чужому горю, радовался. Авдотья встретила холодно. С первых же слов от ворог поворот дала. Пряча в прищуре глаз закипавшие слезы, спрашивала:
— Ты почему не женишься?
— Сама знаешь.
— По тому по самому и я век буду коротать одна. Вот с Васяткой.
И решил тогда Василий Никитич задать вопрос, давно его мучивший:
— Сына зачем Василием назвала?
— По тебе и назвала, — срывая белье с веревки, просто сказала Авдотья, — редкий ты человек. А свататься все равно ни к чему.
О своей тоске по Авдотье Василий Никитич никому и никогда не рассказывал. Но пронырливая Любаша знала про все на свете.
— Думаешь, нужна ей твоя преданность? — стучала она кулаком по столу. — Плевала она на верность твою!
— Ей, может, и не нужна, — соглашался Василий Никитич. — Тут я с тобой согласный и солидарный. Да мне она нужна, вот в чем гвоздь. Она, верность-то эта, может, уважать мне самого себя помогает. Да и люди к верным-то больше, чем к неверным, тянутся.
— Это ваша правда, — сникла Любаша.
— Ну и баста об этом, — подводил итог разговору Василий Никитич.
„Кильдин“ обогнул скалу. Василий Никитич послюнявил пальцы и осторожно придавил огонек папиросы.
Щурясь от солнца, присматривался к зеленеющему невдалеке мыску и бессознательно и крепко тер ладонью горячий бугор мышц на груди: „Что ж это я? Старею, что ли… Сердце-то, а?“ И вдруг увидел: из-за толстого валуна выскочила тоненькая фигурка. Сорвав кепку, Васятка изо всех сил махал подходившему к причалу „Кильдину“.
У Василия Никитича задрожали губы. Он сунул руку в карман, вытащил папиросу. Не донеся до рта, гаркнул радостно, гулко, во всю грудь:
— Васятка-а, я ща-а-ас!
Иван Горшков
матрос „Севрыбхолодфлота“, заочник Мурманского мореходного училища.
Пламя над океаном
Ребята провожали его весело. Спели прощальную песню. Слова скоро позабылись, но мелодия звучала еще долго. Всю длинную дорогу до Мурманска. Николай хорошо знал, зачем ехал в Заполярье. И на сколько. На год — не больше. Заработать. А там видал он это море…
Мурманск встретил его неприветливо. Ветер резкий, колючий так и впился в лицо. Пахло сельдью и рыбьим жиром. Легкое пальто не выдерживало атак холодного ветра. Пальцы в перчатках коченели.
Посмотрев на часы, Николай зашагал по улице. Расспросив у встречных, где отдел кадров тралового флота, поплутав между незнакомых домов, он нашел контору.
И вот первый рейс. И первый шторм. Боцман презрительно усмехнулся:
— Это байки…
Николаю же казалось, что рушится мир. Судно кренилось, рвалось вперед, откатывалось назад. Трещали переборки. А он пластом лежал на койке, ничего не понимая, зеленый, как вода в океане.
Но все проходит. Кончился и шторм. Николай научился ходить по выскальзывающей из-под ног палубе, научился работать. Вот только планы, задуманные еще дома, дали трещину после первого рейса.
В тот день он зашел в управление, получил деньги и отправился в сберкассу. Вдруг кто-то окликнул Николая. Навстречу шел Шавров, парень с его судна. Слово за слово. И Шавров уговорил зайти в ресторан.