Только Иван Баклажанов, консервщик, не сказал ничего. Он стоял, привалившись к роликовой тумбе, грузный и угрюмый, с багровым шрамом на правой щеке. Он вообще был молчун, их консервщик. За рейс выдавит из себя десятка два слов, да и то не за каждый.
…В первом часу ночи вышли из Кольского залива. Все, кроме вахтенных, спали в каютах. Впрочем, не все. Не спал Петр Василисин. Он с восхищением смотрел на ночное небо, такое же светлое, как дневное, на отвесные скалы, возвышавшиеся над морем. Возле скал бесновался прибой. Высоко взлетали и рушились назад его пенистые валы. Казалось, что морю тесно в своем ложе, и оно хочет отодвинуть скалы, чтобы получить побольше простора.
Петр удивлялся — как быстро скрылось из виду устье залива. Ведь только что вышли оттуда. А где теперь устье — не понять, сколько ни шарь глазами. Везде одинаковые скалы. Да сопки в глубине берега.
Василисин отправлялся в море второй раз. Второй — не первый. Но ему еще не прискучили здешние суровые ландшафты. И, наверно, никогда не прискучат.
Берег удалялся. Его заволакивала серая туманная дымка. Возле бортов тянулись полоски пены и с шипением лопались пузыри.
В этом плавании тоже будут вахты и подвахты? Ладно, пусть будут! Теперь он выдержит. А в том, минувшем, стукнулся-таки к капитану: „Переведите в пассажиры!“ Слышал от кого-то на берегу, что есть такая отдушника для новичков. Денег он, конечно, за „пассажирство“ не получит. Зато спина отдохнет. Ломит ее все от постоянных поклонов с пикой.
Капитан, помнится, долго молчал, глотая из высокой кружки дымящийся чай. Потом сказал негромко, но решительно: „Можешь отдохнуть, пропустить одну вахту. Скажи, что я разрешил. А чтобы в пассажиры… Выбрось из головы!“ — „Но почему?“
Капитан снова помолчал, потом спросил неожиданно: Джека Лондона читал? Его „Морского волка“? — „Не-е“, — крутнул головой Василисин. „Прочтешь "Морского волка" — все поймешь".
«Волка» в их корабельной библиотечке не нашлось. Но Петр все понял и так. Понял, что капитан не хотел потакать его минутной слабости.
А ребята на корабле подобрались что надо. Долговязый Дмитрий учил, как подцеплять пикой треску, как бросать ее без натуги на разделочный стол, прямо под руку рубщику. У Дмитрия-то получалось ловко. У Петра вначале — совсем не так. То промахнется — кольнет не туда, куда надо. То «потеряет» рыбу по пути к столу. Правда, к середине рейса малость пообвыкся.
Учил его и Витюшка Гвоздев. Когда рыбы было немного, пускал к столу на свое место. Хватит, мол, с пикой кланяться, посмотри лучше, что у трески в брюхе. И свой шкерочный нож уступал, не боялся, что Петр его затупит.
Правда, он же, Витюшка, в самом начале рейса посылал Петра к боцману — получить запасной шпангоут. Но чего же обижаться на розыгрыш! Над новичками всегда подшучивают. Традиция старая…
Вчера вечером Гвоздев допытывался:
— От подружки букет?
— Сестра подарила. Только что с юга вернулась. Из отпуска.
— Знаем мы этих сестер! — усмехался Гвоздев. — Сегодня цветы — морячку на отход. А завтра — ручку калачиком: «Пожалте в ЗАГС». Смотри, Петруня, окрутят — моргнуть не успеешь!..
…В полдень спустили трал. Он принес кошелку трески. Одну, но вполне добрую, «вологодскую». Снова загромыхали по фальшборту бобинцы.
Снова ушли сети на морское дно. А Гвоздев подозвал Петра:
— Ну-ка, побалуйся ножичком. Я за тебя покидаю.
Петр смело взял большую рыбу (все-таки уже не новичок!) Р-раз! И кремовый комок тресковой печени плюхнулся на палубу. Не в кадушку, куда ему полагалось, а на палубу. Змейкой скользнул по мокрым доскам и исчез в шпигате.
— Чайкам на десерт! — хмыкнул кто-то из матросов.
Сзади на Петра смотрели чьи-то глаза. Он почувствовал это затылком. Обернулся. Сзади стоял консервщик Иван Баклажанов и смотрел прямо на Петра. Не ругался, не упрекал, даже не хмурился — только смотрел. Но так, будто приколачивал к палубному настилу. Петру сразу расхотелось «баловаться ножичком». Он подошел к Гвоздеву и тронул за рукав оранжевой спецовки:
— Поупражнялся. Хватит.
…А гладиолусы, взаправду, распустились. Им радовались все обитатели каюты. Моряки вообще любят все живое с земли: котят, собачонок или вот — цветы…
— Рейс у нас короткий. Если не завянут до порта, дай их мне. Добро? — спросил однажды Дмитрий.
— Пожалуйста! Только зачем тебе?
— Надо!
Петр, кажется, догадывался, что таится за этим «надо». Девушка, которую любил Дмитрий, каждый раз встречала их траулер в порту.