— Это что… В прошлом году весь рейс лед скалывали. С ног падали.
Он, как и все, в положенное время выходил на вахту. Начинался промысел. Сонный после отдыха, надевал ватную одежду, поверх ее натягивал дождевую робу. Ладонями приглаживал берет. И удивлялся: до сих пор не только не заболел, но даже не схватил пустячного насморка.
На палубе разделывали рыбу. Матросские котиковые ушанки, цигейковые папахи коробились и белели от морской воды. Но что это? Один из них, тот, что подавал треску на «рыбодел», — без шапки! Длинные прямые волосы прядями расхлестывало по ветру. Парень тыльной стороной перчатки откидывал их назад, но наклонялся за рыбой, и они снова мешали.
— Где же твоя стильная шапочка? Жалеешь?
— Чтоб я ее жалел! — оскорбился подавальщик. — Море прибрало… Ветер, собака, сдул с головы.
— Не носи парус на голове, — заметил кто-то незлобно.
Он снял с головы берет и протянул подавальщику:
— Прикрой свою буйную, а то простынешь.
Тот молча взял берет.
…В семь тридцать его разбудили:
— На вахту!
Он увидел подавальщика опять простоволосым.
— Я до склянки и так поработаю, а берет на грелку в сушилке бросил. Ты пойдешь чай пить, не надевай его, может, подсохнет.
Но берет только нагрелся тем слабым теплом, что исчезает даже от мимолетного прикосновения ветра. И остался сырым.
— Ну как, просох? — спросил подавальщик, уступая ему место в ящике.
— Конечно! — ответил он бодро и еще сказал: — Теперь всегда надевай. Он у меня теплый.
Через день им двоим боцман принес собственноручно сшитые из старой фуфайки шапки. Неказистые, но теплые, с тесемками. А берет все равно пригодился. Засольщик обратился к его хозяину:
— Мне в трюме шапка ни к чему. Глухо в ней, жарко. Дай мне беретик?
И, уходя, пообещал:
— Я его потом постираю и на тарелке высушу. Что новый станет.
Промысел шел своим чередом. Летели полярные сутки. Стихали и снова начинались яростные штормы. Но вот рыба последнего трала убрана в трюм, и палуба отдраена до табачной желтизны.
Берет вернулся к хозяину поношенный, но чистенький… Рыбаки направлялись в порт.
После первых суток перехода встречные валы урагана снова ударили в грудь траулера. Крутые волны сотрясали судно, тяжело падали на его палубу, гнули переборки. Каждая минута грозила катастрофой.
Ураган начал стихать. Но еще пенились шестибалльные волны, свирепо гулял в холодном просторе ветер. Беспокойный тралмейстер выбрался на палубу. В его хозяйстве ураган натворил немало бед. Тралмейстер стал менять перетершиеся привязки, а его помощники возились у лебедки, расправляя и крепя сбившийся брезент. Работалось трудно: качка была еще сильной.
Внезапно шальная волна, своим ревом заглушая крик с мостика «Бере-ги-ись!», подхватила и вынесла тралмейстера от кормовой дуги, словно пушинку.
— Человек за бортом! — тревожно разносилось по судну.
Он сидел в салоне, когда объявили тревогу. И, выбежав на палубу, наверное, первым увидел на взметнувшемся гребне волны выхваченную из темноты прожектором оранжевую робу тралмейстера и такой же яркий круг неподалеку от него. Их относило в одном направлении, но тралмейстер не мог плыть навстречу волнам, и расстояние между ним и кругом на глазах увеличивалось. Если бы кто-то подтолкнул круг!
— Сто-о-й! Линем обвяжись! — раздался крик, которого он не услышал. Ледяная вода вцепилась в тело. Он стиснул зубы. Мир умер для него.
Он плыл в полосе прожекторного света.
И не чувствовал — холодно ли ему, не замечал — дышит ли, не думал — выживет ли. Только видел спасательный круг и того, кому был он предназначен.
Минуты в ледяном пламени не показались ему вечностью. Он коснулся круга руками и в тот же миг с силой толкнул его вперед. Еще раз, еще! И так тридцать, двадцать метров, что оставались до теряющего силы товарища. В последний толчок он вложил последний удар сердца.
…Коричневый берет боцман отнес в салон и положил под фотографией в траурной рамке. С любительского снимка озорно и весело смотрел парень со взъерошенными волосами, с распахнутым воротом ковбойской рубахи.
Станислав Гагарин
журналист (г. Рязань), автор рассказов о рыбаках Заполярья.
Маленький краб в стакане[3]