— Не обижайся, но я не знаю, какое слово лучше всего описывает сложившуюся ситуацию. Ты сильная внутренне, однако пока твои крылья не готовы к самостоятельным перелетам, пойми. И без помощи тебе не обойтись, тем более в мире, законы которого для тебя неизвестны.
Ангел качнул головой, отвернувшись на мгновение от девушки, но через время снова обратился к ней:
— Прошу, не отвергай мою помощь. Ведь я желаю только добра, неужели ты все еще не понимаешь этого…
Произнеся эту фразу, он вздохнул, повернулся к ней спиной, обессиленно привалившись виском к холодной стене и закрыв глаза, погружаясь в свои мысли. Элис, обернувшись к нему, почувствовала, что перегнула палку; откинув покрывало, она тихо встала и подошла ближе, опустившись на колени позади ангела и обхватив его шею руками, прижавшись к нему, вдыхая запах его волос. Конрад, сложив крылья, неспешно повернулся к ней, увлекая девушку в свои объятия, чувствуя, как часто бьется сердце у него в груди. «Что между нами? Это — привязанность или же просто мимолетное чувство?» — спросил себя ангел, придерживая девушку между лопаток, чувствуя мягкие трепещущие крылья за ее спиной.
— Дино, прости мою грубость, пожалуйста. Я… — девушка опустила глаза, чтобы юноша не прочитал в них промелькнувший страх. — … боялась быть собой, искренней и настоящей, и тем самым делала тебе больно. Спасибо за то, что не оставил меня тогда в Башне, устроил побег, зная, что тебе влетит, если вдруг что-то пойдет не по плану… и, несмотря ни на что…
Однако Конрад внезапно прервал поток слов Элис, притянув девушку ближе к себе, и прикоснулся кончиками губ к ее губам, таким теплым и манящим, припадая к ним, словно путник к оазису в пустыне. Это произошло само собой: вначале девушка хотела отстраниться, как бы и сделала раньше, однако сейчас она поддалась своему внутреннему желанию, соединяясь с ангелом в поцелуе, исполненным любви и нежности…
========== Глава 17. Проделки Зигза ==========
Солнце быстро спряталось за ватными серовато-синими тучами, оставив Школу без приятного тепла, которое изо дня в день дарили его лучи, разбивающиеся об остроконечные стекла и цветные мозаики высоких стрельчатых окон ее помещений. Сейчас в Лазарете царила тишина, хотя буквально полчаса назад здесь было столпотворение. По молчаливому коридору пронесся гулкий торопливый стук набоек военных сапог и стих; через мгновение одна из створок тяжелых входных дверей приоткрылась, и в покои вошел демон, стараясь ступать как можно тише.
Минуя десяток пустых кроватей, идеально застеленных выбеленными простынями и чистыми шерстяными одеялами, Мамон, пошатываясь, направился к предпоследней койке — она была разобрана, а лежащее на ней тело — сокрыто с головой под белой полупрозрачной простыней. Рядом с больничной койкой, нависая, стоял хмурый Геральд.
Демон ускорил шаг, торопливо подбегая к кровати; его коллега посторонился, пропуская отца к дочери и не препятствуя их трагической встрече. Подойдя ближе, Мамон медленно протянул руку к изголовью и взялся кончиками пальцев за уголок ткани, словно боясь, что в следующую секунду подтвердятся его самые страшные опасения, которые ядовитыми мыслями роились в голове. Сдернув тонкую материю, его взгляду открылась картина, которая боевой стрелой поразила практически наповал. У каждого героя есть своя «ахиллесова пята». Для Мамона это была Эмилия — единственное создание на Грядах, самозабвенно любившее его. Выпустив край одеяла, мужчина присел на корточки около кровати, чувствуя, что его крылья стали тяжелее обычного, словно налились свинцом и начали тянуть его вниз. Открытая кожа девушки из нежно-розовой стала белой, а тело в некоторых частях — прозрачным. Рука демона задрожала от злости и боли, а вытянутые пальцы, немного сжатые, напоминали когти дракона, готовые к атаке.
Мамон опустился на колени перед злополучной кроватью, уронив голову на сложенные руки, запуская крючковатые пальцы в кудрявые волосы цвета золы, хватая их и сжимая; он часто дышал, глаза пекло, будто бы в них плеснули кислотой. «Эмилия… Мими… Шепфа, ну почему, почему именно ты? Почему не кто иной? Почему?.. — раздавались раскаты гнева в его голове. — После смерти Мелиссы ты одна была моим прибежищем в этом Мраке, огоньком моей дьявольской души, освещающим путь…». Геральд, находившийся до этого немного в стороне, неспешно подошел к нему, с усилием положив ладонь на плечо:
— Арий… — тихо позвал его он. — Арий Мамон, выслушай меня.
Тот вскинул голову, и его лицо, искаженное гримасой боли, встретилось с серыми глазами Геральда, понимающе устремившимися на отца, борющегося с желанием закричать во весь голос от душившего его страдания, которое зажало его легкие в железные смертельные тиски.
— Эми была для меня всем миром… Теперь у меня нет ее… нет ничего… как, собственно, и цели моего дальнейшего существования тоже, полагаю, — едва слышно ответил демон, отвернувшись от друга, сев на пол, опершись спиной о продольную рейку кровати.
— Девушка не умерла, — шепотом сказал Геральд, наклонившись к мужчине.
— Ты что, совсем рехнулся, Ведьмак? — выпалил, на автомате перешедший на прозвища детства, Мамон, подорвавшись на ноги. — Ты думаешь, я не вижу? Кто я по-твоему: сумасшедший или полный дурак?
— Нет. Ты в здравом уме и твердой памяти. Однако я не лгу — девушка находится под мощнейшим заклятием, наложенным сильным магическим существом… Ее еще можно спасти…
— Кто на нее напал? Что за заклятие?
— Я долго не верил в возможность того, что сейчас стало реальностью…
— Кто же это, не томи! Не время твоих философских балачек, — прервал его Мамон.
— Я думаю, это тот, кто сумел покинуть Ад и прихватить с собой «хорошего знакомого». И похоже я теперь знаю, кто этому поспособствовал… Как я был слеп! — и на этих словах Геральд сорвался с места и быстрым шагом направился к входной двери.
— Имя… — донеслось до его слуха, когда он уже взялся за дверную ручку.
— Зигза. И Мальбонте, — обернувшись, бросил мужчина и спешно вышел.
***
Зал Заседаний был полон. За длинным буковым столом расположились все предводители Гильдии, которые отвечали за безопасность Гряд и борьбу с силами Мрака. Во главе его восседал Сатана, уперев руки в подлокотники и смотря не на присутствующих, а немного в сторону, сжав губы в ровную линию. В воздухе повисло напряжение.
— Все в сборе? — громко и четко продекламировал Асмодей, после чего присутствующие немного приумолкли, начали оглядываться по сторонам.
— Нет Мамона и Геральда, — заискивающе выкрикнул какой-то демон из Низших.
— Они скоро прибудут, Агилар, — остудил его пыл Бельфегор, отодвигая стул перед одной из демониц в откровенном платье.
— Где Люцифер! — резко рявкнул Сатана, и от дыхания, вырвавшегося из его уст при этом, один из подсвечников, которые висели под потолком и спускались каскадом к общему столу, погас.
Асмодей вскочил с места, будто бы и его вслед за пламенем свечей снесло потоком ветра. Схватив за руку демоненка, сидящего в углу, они спешно вышли из залы и направились к южной стороне Ада. Это место принадлежало сыну их Правителя, и, в связи с запретом Кроули посещать факультет Ангелов в ближайший месяц, Люцифер мог быть либо там, либо в библиотеке.
Тем временем заседание продолжалось: на обсуждение были вынесены вопросы обеспечения безопасного пересечения Гряд и установления между ними дополнительных скрытых экранов, которые смогли бы фиксировать личность пересекающего и опись груза, который тот несет с собой. Вопрос этот подняли в связи с пропажей ритуальной Чаши. Этот древний артефакт достался Правителю при защите одной из Гряд. Это место — прибежище сирен и гаргулий; оно находилось так низко к облакам, скрывавшим Высшие миры от мира людей, что иногда обитатели последнего могли видеть лица этих тварей в клубах собирающихся грозовых туч. Однако человеческий мир оказался не настолько глуп, как казалось Сатане и Шепфа: человек не захотел списать увиденное на галлюцинации или бурную фантазию, увековечив этих ужасных созданий в камне и водрузив их крючковатые тела на края двускатных крыш и пинакли для охраны соборов.