Пробираясь вглубь длинного коридора, демон часто спотыкался о камни и палки, будто бы сами собой появляющиеся под его ногами. Огонек отбрасывал динамичные колышущиеся тени на стены узкого туннеля: казалось, кроме одного человека в нем не поместился бы никто лишний. Однако у Люцифера было ощущение, что за ним по пятам идет кто-то еще. Темнота, образованная вставшим на место камнем на входе и заслонившим природный свет, рисовала перед демоном различные странные картинки из жизни… из снов… порой бывали и такие, что мужчина не мог дать им полноценного объяснения. Вдруг, вырвавшись из общей кучи фантасмагорических образов, перед его глазами возникли фигуры ангелов и демонов, которых он не знал. Они чинно стояли строем около Храма Шепфы; начищенная бронза их защитных кольчуг поблескивала на солнце, отражая тысячи маленьких солнечных зайчиков, посылая их в толпу. Его отец находился около вынесенного на воздух передвижного трона Шепфы, на котором восседал Создатель и, по совместительству, его неродной брат, на голову которого Старейшина водрузил победный лавровый венок.
Сатана, потупив взор, осматривал камешки щебня под его ногами; в эти минуты он выглядел как нашкодивший козленок, съевший ромашки в саду у бабушки, заботливо ухаживавшей за ними круглый год. Немного нагнув голову и опустив подбородок вниз, он исподлобья наблюдал за тем, как коронуют не того, как лютнисты на ходу сочиняют баллады не ему, а его братцу-самозванцу. Да, он, конечно, помогал, не без этого, однако всю черную работу выполнил архидемон, а Шепфа просто «примазался» к победе. Рядом с троном, прикованный цепью за шею, на четвереньках распластался поверженный Мальбонте, ехидно посматривая на него и ухмыляясь.
Не выдержав, Сатана вскинул свои огромные витые фавноподобные рога, запрокинув голову до упора, и взревел. Адреналин, что на сверхзвуковой скорости начал циркулировать в его венах и артериях, выплеснулся наружу в этом зверином крике. Будущий Правитель явно не собирался мириться с несправедливостью. В потоке гнева и ярости он скрестил руки, схватившись за воротник своей черной, как смоль, рясы, и резко развел их в разные стороны, подкрепив этот жест еще одним рыком. Плотная ткань с треском разорвалась, обнажив молодой, красивый торс. Юноша забил кулаками в грудь, крича проклятия и доказывая, что поступок Шепфы не достоин чести. Создатель подал знак рукой, не обращая внимания на младшего сводного братца, и того схватили ангелы и демоны из Его охраны. Сатана вырывался, оскалив небольшие верхние клыки и отбиваясь крыльями. Творец поднял открытую ладонь, и все замерли: окружающие знали, что этот знак означает, что Божество желает вынести свой вердикт. Сатана остановился со всеми, сбросив навалившегося на него со спины тяжелого демона, не двигаясь.
— Молчать! — прогремел голос Шепфа.
Тотчас же воцарилась глубокая звенящая тишина. Он продолжил:
— Брат мой названый! В награду за поимку убийцы ангелов и демонов, бунтаря и развратника умов, я отдаю тебе его самого! Полагаю, в Аду найдется место для нового трофея, ведь ты коллекционер подобного, не так ли? — риторический вопрос канул в тихом шепоте, прошедшем по рядам воинов. — Накажи его, как пожелаешь, однако помни: если он предстанет пред моими глазами еще раз, я покараю не его, а тебя, и накажу так, что запомнишь на всю оставшуюся Вечность. Да будет так!
Ангелы-воины направились к трону и одним движением отомкнули цепь Мальбонте, рывком потянув юношу на себя, лишив равновесия и возможности встать на ноги… Далее картинка стала преображаться, и Люцифер увидел следующую сцену: его возмужавший отец лежал на большой кровати, откинувшись на подушки в своих королевских покоях в Аду, в компании двух симпатичных пышногрудых демониц, затянутых в темно-бардовые корсеты с черными параллельными корректирующими вставками по бокам, ублажавших его. В мерцающем пламени трех десятков свечей контраст цветов одежд и обнаженного тела наполнялся какой-то иной, особой сексуальностью и экстравагантностью. Женские тела двигались в такт разгоряченному дыханию Сатаны, повинуясь самым сокровенным его желаниям. Внезапно дверь в спальню отворилась, и на пороге показалась девушка. Она была худой и очень высокой, отчего походила на тростник, дрожащий на ветру; ее каштановые кудри спускались по плечам на спину и ниже; на ней была надета короткая, едва доходящая до середины бедра, накидка небесно-голубого цвета, которая никак не вписывалась в общий антураж и явно выбивалась. Бежевые ангельские крылышки трепетали за ее спиной; в руках она держала кувшин с вином.
— Ох, точно, я совсем позабыл о тебе, Пташка. Лети сюда, присоединяйся к нашему празднеству, ибо сегодня самый лучший день в моей жизни! — крикнул ей Сатана, чуть отодвинувшись от наложниц. — Чего же ты робеешь, мы ведь все обсудили ранее: я великодушно дарю тебе возможность вернуть самостоятельно былой статус, а ты — играешь этим вечером только по моим правилам…
Девушка виновато опустила глаза, однако потом, собрав всю волю в кулак, оставила сосуд около двери и неспешно двинулась к кровати с тяжелым балдахином. Сатана, одним жестом отослав демониц в соседнюю комнату, приподнялся на локтях в ожидании. В момент, когда девушка-ангел подошла к его постели очень близко, луна, заглянувшая в не зашторенное стрельчатое окно, осветила ее лицо. Также внезапно, как и появилось, ночное светило скрылось за тучами, а девушка подняла согнутую в колене ножку, взбираясь на ложе Сатаны, обвив своими руками шею мужчины, покрывая ее поцелуями лживых губ, затягивая его и себя в омут греха. Люцифер узнал ее, замотал головой и стороны в сторону, стараясь отогнать образ как наваждение. Это была молодая Ребекка Уокер, мать Вики.
В тот же миг тяжелая ткань балдахина упала вниз, сокрыв за собой героев плотских утех, и все вокруг затянуло дымкой. Люцифер шел, не останавливаясь — сейчас в глаза ему въедался белый туман, появившийся внезапно из неоткуда; во рту пересохло, а голова стала похожа на огромный колокол собора без язычка — молчание в ней отдавалось гулким боем, хотя физического источника звука не существовало. Демон замер, увидев, что белая завеса понемногу рассеивается, обнажая последний акт этого действа.
Перед ним, немного вдалеке, прорисовался облик Школы. Вот он может уже видеть ее коридоры и спальни. Вечер, все тихо, бесшумно. Вдалеке, около Комнаты Нужд, послышался тихий шорох и возня. Люцифер метнулся туда, и, догадываясь отдаленно, кому могут принадлежать звучащие голоса, хотел было скрыться вновь за стеной, но на его присутствие никто не обратил внимания. Демон взглянул на свои руки — и не заметил их. Двое, что ругались в коридоре, услышали лишь неясный звук, никому не принадлежавший, отвлекшись от разговора на пару секунд. То, что дальше увидел мужчина, очень его поразило: дверь в Комнату была отворена, а в ее проеме разверзалась лужа алой крови неестественного цвета. Спиной к нему стоял ученик старшего курса — фарфорово-белые пышные крылья, что резко вздымались, выпрямляясь и складываясь в негодовании, передавали его нервозность:
— Ты сошла с ума? Как ты могла? Ты же…
— Девушка? Ангел? Или что? — не унималась, шипя, женская фигура. В ее точеной фигуре узнавались черты Ребекки.
— Скажи мне, что это — не твоих рук дело! — он указал на безжизненное тело.
— Это не моих рук дело. Все, теперь доволен, Ведьмак?
— Нет! — крикнул ей в лицо Геральд, схватив резко за плечи и вжав девушку в стену. — Ты лжешь всем, и мне в том числе… Что здесь произошло?
— Не скажу… — поджав губы, слабо ответила Уокер-старшая, отвернув голову.
Геральд наклонился, взяв рукой за подбородок, и притянул повернутое ухо Ребекки ближе к своему рту, что-то шепнув. Но Люцифер уже не слышал — в коридор ворвались преподаватели с подсвечниками и некоторые ученики. Из-за угла следом появился мужчина. Он был среднего роста и не слишком спортивного телосложения — вначале в пространство коридора протиснулся живот, а после — его обладатель. Одет он был в мантию оранжевого цвета, на ногах — домашние туфли на тюркский манер. Зрачки директора сначала расширились, потом глаза заметно сощурились, а черные точки на белках забегали наперегонки с Геральда на Ребекку, а далее — на ученика. Девушка выглядела неопрятно: волосы спутаны, одежда смята и в некоторых местах порвана, на щеке и рубашке была кровь, как и на руках мужчины-ангела. Нависло ужасающее молчание. Геральд, опомнившись, резким движением выпустил лицо однокурсницы, произнеся ей тихо: