Кеша поднялся и сказал мужественно:
— Ну, я пошел. До завтра. Связь через Кинескопа.
— До завтра, — сказал Рыжий, а Колесо помахал рукой, затянутой в кожаную перчатку.
Родители действительно были дома. И чтобы не показывать Кешу не в самом лучшем виде, стоит опустить сцену его встречи с родителями. Тем более что каждый легко может себе ее представить.
Глава девятая
ГЕША И ИВАН НИКОЛАЕВИЧ
Утром баба Вера опять уехала в Коньково-Деревлево.
И как только она ушла, Геша бросился к себе в комнату, постучал по телевизору:
— Кинескоп, вылезай.
Бах, трах, оглянуться не успеешь — а он уже стоит рядом, глазами моргает, нос трет, говорит недовольным тоном:
— Поспать не дал усталому духу… Что стряслось?
— Ничего страшного, не волнуйся, — заторопился Геша, — Кинескопчик, милый, узнай, как там Сомов.
— А что Сомов? Сомов — нормально… Сидит небось, звонка ждет. — Кинескоп подошел к телефону, снял трубку: — Говорун? Опять гудок не отключил, конспиратор чертов… Ну, я это, Кинескоп… Как ситуация?.. Сидит, значит? Я так и думал… Витька звонил? И что? Тоже ситуацией интересовался? Волнуются, ворюги! А профессор — молчок?.. Спит небось. А куда профессору торопиться? Торопись не торопись, а инструментик не вернешь. Хе-хе. Это я шучу… Подумаешь, дурацкая шутка! Придумай лучше. Где Водяной? У Сомова? А кто же у Витька? Ага, Надым, значит. Он метки сделал? Надежные? Как договорились?.. Ну, ладно, если что — сразу звони. Привет. — Кинескоп повесил трубку, сказал задумчиво: — Хороший дух Говорун, только робкий какой-то. А ведь не меньше моего служит… Разговор слышал?
— Слышал, — сказал Геша.
— Выводы делаешь?
— Делаю.
— Как сделаешь, сообщи.
— Где братья?
— Зачем они тебе? Спят небось, намаялись вчера. Проснутся — объявятся.
— Тогда надо Кеше позвонить…
О вчерашних похождениях друга Геша знал все из рассказа Рыжего. Рыжий вечером к ним примчался и, когда баба Вера легла спать, в красках описал и погоню, и слежки. Нужно было сообщить Кеше о принятом накануне решении, а заодно узнать и о положении друга. Что у него — строгая изоляция или условное наказание? А может, и обошлось…
Он быстро набрал номер Кешиного телефона.
— Как ты?
— Неважно, — сказал Кеша, и голос у него был грустный и безнадежный. — Мертвая зыбь.
— Был скандал?
— Классическая сцена у фонтана. В центре ГУМа…
— Макаренко в пример приводил?
— Приводил.
— Ну и что?
— Говорят, у них другая система воспитания. Не по Макаренко. Домашний арест на одни сутки.
— Как ты объяснил свое отсутствие?
— Сказал: надо было… Не рассказывать же все…
Конечно, Кеша мог бы соврать, придумать больного друга и неожиданный вызов «скорой помощи» или еще какое-нибудь чрезвычайное событие, но это было бы вранье, а Кеша, повторяем, врать не умел. Как и Геша. В критической ситуации они предпочитали сказать правду или, в крайнем случае, смолчать, когда раскрывать правду нельзя. Сейчас и был тот самый крайний случай. Тайна принадлежала духам, а выдавать чужие тайны… Ну, это уж совсем позорное дело! И Геша по достоинству оценил стойкость друга, не утешал его пустыми словами, не охал, не причитал, сказал просто:
— Не дрейфь, Кешка. Потом все расскажем, и они поймут, что жестоко ошиблись.
— Но будет поздно, — добавил Кеша, — а пока…
— А пока надо заявить Ивану Николаевичу.
Как мы помним, Кеша еще вечером решил все рассказать Ивану Николаевичу. Причем решил это сам, не советуясь с Гешей. Но факт телепатии между друзьями был ими давно осознан и признан, поэтому Кеша ничуть не удивился, только уточнил:
— Ты когда задумал это?
— Вчера.
— И я вчера.
И Геша тоже не удивился такому совпадению мыслей, совпадению и в сути, и во времени. Между ними это было в порядке вещей.
— Придется идти одному, — вздохнул Геша.
— Валяй. Потом позвонишь. А как наши подопечные?
Тут Геша пересказал Кеше содержание разговора между Кинескопом и Говоруном, сообщил, что наблюдение за преступником ведется по-прежнему, и с чистой совестью повесил трубку.