Через пять минут Просеков бегом спускался по крутой тропке, перескакивая с камня на камень, лавируя между кустами.
Просеков сидел на подоконнике, разглядывая огоньки ночного Ахалыка, изредка косился на пластмассовую телефонную коробку. Габидулин дважды звонил, пока Просеков ходил в аул, и просил передать, что позвонит еще раз. Что у него там за неотложное дело?
На аульной площади вспыхнул конус яркого света, покачался и, суживаясь, влился в улицу — уходил последний рейсовый автобус. Площадь опять виделась сплошным черным пятном, над которым теперь еще рельефнее светился справа огонек знакомого окна. Свет был не матово-желтым, как у других окон, а искристым, мерцающим, похожим на раннюю звезду. Это потому, что там, в угловой комнате второго этажа, была не уютная квартира с занавесками и абажурами, а школьная лаборатория с яркой люстрой. Надежда Максимовна разместилась в ней временно, на два-три дня, пока найдется подходящее жилье.
Самое удивительное было в том, что при встрече они ничуть Не волновались, не испытывали никакого стеснения или неловкости, словно знали друг друга давно и хорошо. И все было естественным, искренним в их коротком разговоре.
Он запомнил ее руки, как-то уютно лежавшие на столе, прохладные пальцы, в которых ощущалась еле заметная дрожь. Все-таки она, наверное, волновалась.
Зазвонил телефон. Подняв трубку, Просеков услыхал далекий голос Тимура Габидулина.
— Андрей Федорович? Докладываю: с лыжами полный порядок, насчет запчастей дело идет хорошо, завтра еду на склад получать.
— Молодец! Что еще?
Трубка донесла тихое жужжание трансформаторов.
— Полковник велел спросить, как насчет вашего перевода в Энск? Они тут собираются писать представление и просят уточнить, согласны ли вы?
— Слушай внимательно, Тимур. Передай полковнику, что я от перевода отказываюсь. Прошу отменить. Понимаешь?
— Да, да, понимаю! — обрадованно кричал Габидулин. — Это здорово! Я все понимаю.
— Не в этом дело, — рассердился Просеков. — Спросит полковник о причине — скажи: «Теория максимальной полезности». Понял?
— Понял, понял!
Габидулин говорил еще о чем-то, но Просеков уже откинул трубку: за окном, наливаясь басовым гулом, заводил свою тревожную песню ревун.
Через двор к кабинам станции, стуча коробками противогазов, бежали солдаты полного боевого расчета.
Закачались антенны: громадные ажурные чаши просеивали звездное небо.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.