— Я что, хуже их? Я плохая? — непонимающе спрашивала Власта, выслушивая ее объяснения. — Со мной нельзя дружить и любить меня?
— Нет, маленькая, ты хорошая девочка. Я тебя очень люблю. Но это другой мир, у них другая жизнь, и нам пока там места нет. Но скоро все изменится, вот увидишь, и ты сможешь с ними играть, — говорила Таня, мечтая о том, как выйдет замуж за творческого работника. — Поняла что-нибудь?
Власта, подумав, сказала, что поняла. Она и сама удивилась, когда увидела сегодня, как живут эти детишки. У них красивые модные родители, они смеются, обнимают друг друга и детей, вместе плавают. Они не дерутся и покупают детям игрушки. Добрые мамы Власту бы не удивили, ее удивила только веселость мам. Но у них были добрые и веселые папы! Этого Власта не видела никогда и не знала, что такое бывает. Она облегченно вздохнула, выяснив, что дело вовсе не в ней самой, а в существовании двух миров. И пообещала не подходить к тем детям никогда и ждать, когда все изменится.
Таня привела девочку в домик для обслуги, в свою комнату, и поняла, что существует еще одна проблема. Она дала Власте поиграть колоду цветных карт и, пока та отделяла карты с рисунками теть и дядь от карт с крестиками, сердечками, перевернутыми квадратиками и сердечками с треугольником, побежала по подружкам. Вернулась она с раскладушкой и большой картонкой, которую накрыла занавеской, соорудив самодельную ширму.
— Ну вот, смотри, как здорово, — сказала она весело и поцеловала девочку.
Немного тревожило Таню то, что девочка станет скучать по родителям и плакать.
— Ты не хочешь домой, Власта? — спросила она, глядя в широко расставленные, как у матери-эстонки, глаза племянницы, цвет которых был, как у нее самой и у ее брата, карий.
— Нет, мне с тобой лучше. — Девочка тряхнула льняными, как у матери, волосиками. Они разлетелись в стороны и снова упали на плечики.
— Вот и славненько, значит, плакать не будешь ночью, — радостно заключила Таня.
Роберт, подходя к даче архитектора Горшкова, страстно желал только одного: чтобы архитектор действительно оказался дома, а его жены там, наоборот, не оказалось. Он нажал кнопку звонка, но к двери никто не подошел. Он подумал, что звонок сломался, и постучал. От прикосновения дверь открылась — она оказалась незапертой.
Роберт, удивившись, вошел в холл и остановился, в который раз с восхищением осматривая изысканный авангардный интерьер. Он рассматривал устройство полукруглой лестницы, ведущей на второй этаж и состоящей из легких белых блоков причудливой формы, придуманных, как и все остальное, хозяином дачи, и великолепно смотревшихся на фоне синих обоев. Потом он услышал, как за одной из закрытых дверей что-то упало. Он знал, что за дверью находится мастерская, и, постучав, но не дождавшись ответа, все-таки вошел. Посреди комнаты стоял кульман. Архитектору нравилось такое расположение рабочего места. Когда он работал с цветом, он ставил доску горизонтально, и краски не стекали вниз, пока сохли, а он мог подойти к доске с любой стороны. Сейчас доска стояла именно горизонтально, а на ней возлежала обнаженная Женя, мило ему улыбаясь. Роберт на мгновение замер, глядя на нее. Впрочем, лишь от неожиданности. Он не стал бы ее разглядывать — столько раз видел. Вдруг ему показалось, что на него кто-то пристально смотрит, помимо Жени, со спины. Он резко повернулся. От окна отпрянула чья-то фигура. Роберт голову мог дать на отсечение, что это Виктор. А если и не он, все равно через десять минут станет все известно — творческие люди жить не могут без сплетен, особенно артисты и писатели. Надо же было Жене расположиться именно в мастерской, с большими стеклянными окнами, на самом виду у любого, кто проходит мимо дачи. Если она не может иначе, то могла бы выбрать место потемнее.
Резко повернувшись, он вышел из мастерской.
— Роберт, не уходи, ведь я тебя люблю, — раздалось ему вслед.
Это не было для него новостью. Если бы она крикнула: «Я тебя ненавижу», он бы, пожалуй, от неожиданности остановился. Он привык слышать эти слова любви из ее уст в последние пять лет и не остановился, а поспешил побыстрее оказаться на улице — пока их не увидел еще кто-нибудь. Конечно же, как он и ожидал, никого возле дачи не было. Роберт шел домой, раздосадованный на самого себя. Именно подобной выходки со стороны Жени он опасался, когда шел сюда, и все же попался, как последний идиот. Он злился на себя, а не на нее. Что с нее взять? Безмозглая писдочка. А вот ему следовало быть на чеку и догадаться. Неужели архитектор оставил бы дверь открытой и не стал бы отзываться на звонки и стук? Она ловко заманила его, но не смогла обмануть мужа, и тот, видя, как они беседовали на пляже, а потом она одна пожелала пойти домой, конечно же, обо всем догадался и пришел удостовериться. Теперь опять придется объясняться и оправдываться В который уже раз… за пять лет.