Роберт немного успокоился, когда пришел к себе и стал укладывать дочку спать. Он рассказал ей на ночь новую сказку, написанную матерью, и девочка уснула, несмотря на стук машинки, доносившийся даже в детскую спальню. Она к нему привыкла. Мама писала очень много и сейчас сочиняла очередную сказку.
Он заботливо подоткнул одеяло, чтобы девочка не раскрылась во сне, и прошел в комнату к жене. Она, прищурившись и сморщив носик, азартно стучала своими хорошенькими пальчиками по клавишам.
— Милый, пожалуйста, не сегодня, я хочу допечатать сказку. Может, завтра отдам в редакцию. Буду сидеть всю ночь, — сказала она.
— Нет проблем, — легко сказал он и, улыбнувшись, поцеловал ее в макушку, а потом пошел проявлять отснятую днем фотопленку. Он проявил и высушил пленку, зарядил ее в фотоувеличитель, когда в дверь комнаты постучали. Он повернулся и вздрогнул. На пороге, прислонившись к косяку, стоял Виктор. Его глаза были такими несчастными, а в свете красной лампы он казался еще страшнее.
— Виктор, я… — начал было Роберт.
— Что, готовишься к конкурсу? — прервал его Виктор, кивнув в сторону фотоувеличителя.
— Да, сегодня снимал детей, — облегченно вздохнул Роберт. Кажется, на этот раз объяснения не будет.
— Дерзай, ты ведь самый талантливый фотограф в городе, — усмехнулся Виктор. — Так, кажется, говорят милые дамы?
— Виктор, ну зачем ты так? Не надо, я… — Роберт смутился. — Ведь ты же знаешь…
— Я-то знаю. — Архитектор смотрел на него и думал, что хотя Роберт и старше его на два года, но выглядит моложе лет на десять, и волосы у него густые, а у него самого они катастрофически редеют, и даже смущение ему к лицу, да и вообще… и, кажется, это главное, именно это. Он нахмурился и замотал головой, чтобы отогнать неприятные мысли.
— Ну, ладно, оставим это, покажи, что тут у тебя. — Он подошел к столу.
Роберт был почти счастлив, что разговор вроде бы свернул в безопасное русло.
— Я знаю, что ты заходил, — мимоходом сообщил Виктор, и фотограф насторожился.
— Давай попробуем вот этот кадр, — вдруг предложил Виктор.
Роберт сел за увеличитель.
— Недурно, совсем недурно, — бормотал архитектор, удивленно разглядывая, как на фотобумаге, плавающей в ванночке с проявителем, появляется изображение девочки на подоконнике. У девочки были перепутанные длинные светлые волосенки, ссадина под глазом. Во рту она держала палец, а в глазах было что-то, заставляющее задержать на ней взгляд. — Есть в ней что-то такое… эротическое. Как тебе удалось подметить это в ребенке?
Роберт молчал. Затрагивать такую тему ему сегодня не хотелось совсем, тем более с Виктором.
— Готово, — Виктор, не дождавшись ответа, поддел пинцетом лист и переложил его в фиксаж.
Роберт вставил в распрямитель новый чистый лист и сфокусировал на нем следующий кадр — портрет мальчика. Он отработанным движением переложил готовый лист в проявитель и занялся третьим кадром, а архитектор все молчал, стоя у него за спиной. Роберту было как-то не по себе, и он повернулся к другу, забыв о том, что засвечивает под лампой увеличителя бумагу — он не поставил красный фильтр, — и ему стало еще больше не по себе, когда он увидел, что Виктор, склонившись над ванночкой, внимательно, словно видит впервые, разглядывает крупное, во весь лист, лицо Альберта.
Он так долго вглядывался в фотографию, что она стала темнеть, передержанная в проявителе. Роберт хотел сказать ему, чтобы он бросил ее в фиксаж, но не смог. Когда лист почернел, архитектор поднял на него глаза, и от его взгляда Роберту захотелось отвернуться.
— Не отворачивайся, — скомандовал Виктор.
Роберт повиновался.
— Ничего общего, — бормотал архитектор, пристально глядя на Роберта. — Если не видеть цвета глаз и волос. Но подумаешь, редкость, темные волосы. — Он провел себя рукой по голове. — Да и синие глаза не такое уж чудо.