Немного погодя Люпита спросила:
— Ваш внук рассказал вам, почему мы убежали из дома?..
— Да, он мне все рассказал, и я в ужасе от того, что человек, которого считают джентльменом, способен на столь чудовищные поступки!
Она даже задохнулась от волнения. Едва оправившись, графиня продолжала:
— К сожалению, подобные люди, пустившие на ветер огромные суммы и погрязшие в долгах, опасны своей непредсказуемостью.
Графиня говорила так резко, что Люпита не могла отделаться от ощущения своей вины.
— Чувствую, что я… навязалась его сиятельству… — пролепетала она, — но я была так напугана… я просто не знала, что мне делать.
— Вам надо делать одно — слушаться во всем моего внука, который будет заботиться о вас обоих! Он очень умный, надежный человек, и я уверена, вы никогда не пожалеете, что обратились к нему за помощью.
— Большое вам спасибо. Я уже чувствую себя гораздо спокойнее. Я никогда не жила в городе… поэтому боюсь наделать… ошибок.
— Будьте спокойны и радуйтесь жизни, — посоветовала графиня.
Когда сообщили, что приехал продавец самого модного магазина, Люпита безотчетно обратилась к графине:
— Пожалуйста, пойдемте со мной…
Вы всегда так красиво… одеты, у вас такой безупречный вкус, как мне кажется… Я боюсь ошибиться.
— Конечно, я пойду с вами, раз вы желаете. Поспешите в свою спальню, где продавец ждет вас. Я приду туда через несколько минут.
Графиня, оставшись одна, произнесла благодарственную молитву, чтобы это прелестное, чистое дитя отвлекло внимание внука от Элоизы Брук.
Графиня никогда не любила эту женщину.
Конечно, Элоиза очень красива, но она из тех, кто хочет получить от жизни все.
Не о такой жене для своего внука мечтала бабушка.
И вот в последний момент, когда графиня была уверена, что Элоиза готова подцепить его, самым волшебным образом граф спасен. Ведь ее внук вряд ли бы обратил внимание на особу, столь скромную, бесхитростную и наивную, как ребенок, которую сейчас взял под свое крыло, В то же время графиня Дауджерская понимала, что новая знакомая спасает графа от позорной роли отвергнутого поклонника, о чем вскоре узнало бы общество.
«Все к лучшему, — думала она, медленно поднимаясь по лестнице, — и чем дольше у Ингрэма будет сохраняться интерес к этой девушке, тем отраднее».
Все платья, привезенные с Бонд-стрит, были так прекрасны, что Люпита не могла ни одному из них отдать предпочтение.
Графиня сказала, что наиболее разумным было бы прежде остановиться на утренних туалетах. После этого они отобрали несколько домашних платьев, которые носят после обеда, и, наконец, перешли к вечерним.
Каждое платье из отобранных ими казалось Люпите роскошнее предыдущего.
Девушка постоянно руководствовалась советами графини, прежде чем попросить продавца отложить какое-нибудь платье в сторону.
Наконец в результате долгих обсуждений они выбрали три утренних платья, три послеобеденных и четыре вечерних.
— Неужели мне понадобятся все? — воскликнула изумленная Люпита.
— Я совершенно уверена, через две-три недели ты скажешь, что тебе нечего надеть, — возразила опытная графиня.
Продавец согласился.
— Вы очаровательны в любом из них, миледи, — сказал он Люпите, — и я нисколько не преувеличиваю, утверждая, что много лет уже не одевал столь прелестную женщину, как вы, ваша светлость!
— Не могу в это поверить, но приятно слышать такие слова от вас, — в смущении промолвила Люпита. — Это так мило с вашей стороны!
Графиня сказала, что должна написать несколько писем, и вышла в будуар, куда вела дверь из спальни.
Люпита быстро сбежала вниз, с трепетом ожидая графа.
Продавец с миссис Филдинг убирали платья, отобранные для «одобрения».
Продавец не сомневался — графу понравится все, что они выбрали.
У входа в гостиную дворецкий Доукинс передал Люпите письма на серебряном подносе.
— Вам поступило много писем, миледи, но я не хотел вас беспокоить, пока вы не закончите свои дела.
— Письма? Для меня? От кого же они могут быть? — поразилась она.
Доукинс улыбнулся.
— Думаю, миледи, вы найдете в них приглашения.
Люпита вспомнила слова графа.
Она не могла себе представить, что гора писем на серебряном подносе — действительно адресованные ей приглашения.
Взяв письма, она вошла в гостиную.
Доукинс оказался прав. Многочисленные знаменитости, видимо, друзья графа, желали видеть ее у себя на балах и обедах.
Тогда ей действительно понадобятся вечерние платья.
Она перечитывала приглашения, когда открылась дверь в гостиную и кто-то из лакеев возвестил:
— Высокочтимая Элоиза Брук, миледи!
Крайне удивленная, Люпита должна была принять посетительницу.
В дверях стояла изысканно одетая, красивая женщина.
Люпита вспомнила, что видела ее на балу; она ошеломила всех тиарой, украшавшей ее голову, и невероятным количеством бриллиантов, их было, наверное, больше, чем на королеве.
Она встала, наблюдая, как Элоиза вихляющей походкой идет к ней через комнату.
Нежданная гостья была потрясающе хороша собой, однако на лице ее было явно враждебное выражение.
Глядя на Люпиту с надменным видом, Элоиза презрительно сказала:
— Я видела вас вчера на балу, где вы появились в очень странном обличье. Не могу себе представить, что женщина, претендующая, чтобы ее называли «леди», способна так вульгарно развлекаться.
Люпите казалось, будто она не говорит, а выплевывает слова ей в лицо, и в полнейшем изумлении, широко раскрыв глаза, взирала на пришедшую.
Затем отступила инстинктивно назад, как будто боялась, что Элоиза может ее ударить.
— Я… была с графом… Ардвиком, — запинаясь, ответила ома.
— Мне это очень хорошо известно, — резко прервана ее Элоиза. — Он, видно, где-то подобрал вас и привел на бал специально для того, чтобы меня унизить! Он, приведя вас, нанес мне оскорбление.
— Я не понимаю… — пролепетала Люпита.
— Вы должны бы уяснить, что вели себя с графом возмутительно и совершенно неприлично для леди. Не понимаю, как только ваши родители могли вам разрешить такое…
— Мои родители умерли…
— Полагаю, вы достаточно ловкая, чтобы вцепиться в графа и устроить представление, которое рассмешило всех собравшихся на праздник.
Люпита не знала, что ей ответить.
Она молча рассматривала эту красивую женщину, не понимая, чем она, Люпита, могла вызвать у нее такое негодование.
— Подозреваю, вы понимаете, что граф влюблен в меня, — продолжала Элоиза. — Он хочет, чтобы я стала его женой. И эта смешная шарада с Клеопатрой должна была рассказать мне, как сильно он обо мне тоскует.
Она перевела дух, чтобы набраться сил для новых обвинений.
— А если вы думаете втереться к нему в доверие и вызвать его любовь, то глубоко ошибаетесь. Он любит меня!
Вы можете понять это своей глупой головой? Я знаю, он никогда никого другого не полюбит так, как меня!
Она возвысила голос почти до крика и, окинув Люпиту взглядом сверху донизу, вызывающе добавила:
— Убирайтесь, идите к привычному вам окружению — к тому обществу, которому принадлежите; эти люди сами делают себя посмешищем в глазах высшего лондонского общества.
С этими словами, не попрощавшись, она быстро вышла из гостиной.
Люпита опустилась на коврик перед камином и закрыла лицо руками.
Она вспомнила, как весело было прошлой ночью, когда граф сказал ей, что хочет получить от нее радость, а это будет зависеть от того, как она станет себя вести, слушаясь его.