– Если хочешь, можешь забрать его, – предложила она дочери.
Офелия наблюдала за ними, и ей то казалось, что она видит всё со стороны, то что она на самом деле вновь очутилась в прошлом и сейчас, маленькой девочкой, стоит перед матерью.
«Тебе больно смотреть на это простое счастье… – задумчиво протянула Карнэ, – хорошо, я могу сделать так, – в её руке оказался нож, – и радость здесь прекратится».
– Нет, не надо! – Офелия опустилась на колени, закрыла лицо руками, но всё равно видела, что происходит вокруг.
Картинка переменилась, теперь дом окутали сумерки, девочки не было, а её мать выглядела чуть старше и уставшей.
Карнэ дала женщине в руки нож и та, несколько минут простояв с ним, ударила себя в живот и упала на пол. Затем она вытащила нож, по лицу её пробежала судорога и женщина затихла. Вокруг неё образовалась лужица крови, алые ручейки, впитываясь в дерево, оставляли на полу чёрные устрашающие пятна.
«Кажется так она сделала, когда узнала, что её дочь ведьма? Бедняжка не смогла выдержать этого. То, кем ты являешься, произвело такое впечатление на твою мать, что она покончила с собой. Но моё мнение таково: ты, убила её. Что же ты молчишь? А, знаю, сама об этом думала, вот и сейчас понимаешь, что я права. Умница. Всё правильно. Твоя мать не хотела видеть тебя ведьмой. И больше не видела» – Карнэ уже давно растворилась в воздухе, но Офелии всё ещё казалось, что богиня стоит над телом её матери. У Офелии больше не осталось сил молить Карнэ о пощаде, ведьма просто застыла на месте, шёпотом зовя свою мать.
– Мама… Мамочка, прости, прости меня, мама. Зачем же ты так, зачем?..
Её кто-то встряхнул за плечи. Больно, но она не обратила на это внимания.
– Офелия! – это был голос Джека. – Очнись! Ты бредишь… Не плачь… Всё хорошо… – ему самому казалось нелепостью то, что он говорит, но Офелия его даже не слышала.
Она открыла глаза, однако её воспалённый взгляд не мог ни за что зацепиться, и ведьма по-прежнему кого-то о чём-то умоляла. Джек вновь легонько её потряс и, наконец, во взгляде Офелии появился проблеск разума. Она узнала его, поняла, что находится в камере и... внезапно прильнула к своему палачу и зарыдала в голос, уткнувшись лицом ему в грудь.
Растерянность, промелькнувшая в его лице, быстро сменилась болью. Он зажмурился, прижав к себе пленницу, и прошептал ей что-то успокаивающее. Офелия не разобрала слов, но его голос её немного отрезвил и она стала плакать тише.
– Она убьёт меня, – сквозь слёзы сказала ведьма, – или сведёт с ума, возможно, однажды я проснусь и умру от разрыва сердца. Зачем, зачем вы не даёте мне погибнуть? Пытками приближаете к смерти, а затем лечите меня, подготавливая для новых мук! Хватит... Убей же меня! Уж лучше ты, чем она!
– Не плачь, тихо, – проговорил он, отстранив от себя ведьму и заглядывая ей в лицо. – Дай руки, – попросил Джек, и Офелия, даже не думая, что он сделает, протянула ему закованные в кандалы запястья. Она выглядела так, будто ждала, что Джек сейчас исполнит её просьбу, убьёт её, но то, что сделал палач, ввело ведьму в ужас. Офелия подумала, что она всё ещё спит и это очередная шутка Карнэ, что было бы уже невыносимо.
Джек отомкнул её кандалы и взял Офелию на руки.
– Не могу больше, – теряя сознание, услышала ведьма, – мы сбежим ото всех, ты не вернёшься к Вэриату, а я сюда. Не отпущу тебя, – он вышел из камеры, – не хочу подвергать Илиндор опасности, пусть Вэриат думает, что ты до сих пор здесь. Но тебя тут не оставлю, плевать, что теперь я считаюсь предателем. Сбежим ото всех… Плевать!
***
Сердце отбивало бешеный ритм, становилось больно в груди, кажется, даже рёбра ломило, но понять причину этого состояния у Онар не получалось. Она чувствовала испуг, задыхалась, словно от быстрого бега, и с удивлением смотрела в тёмный потолок, ведь всё было хорошо, царевна по-прежнему лежит в своей постели, ей даже не успел присниться никакой сон. Онар едва закрыла глаза, и вдруг с ней приключилась эта странная неприятность.
Она попыталась поднять отяжелевшую руку и приложить её к груди, казалось, если не сделать этого, то разгорячившееся сердце вырвется наружу, но царевна не могла пошевелиться, её одолела слабость.
Онар хотела вскрикнуть, позвать на помощь, но не смогла разомкнуть губ. А тем временем стены комнаты вдруг затрещали и стали рушиться, сворачиваясь сами в себя и забирая с собой потолок. Комната, разбиваясь на осколки, просто исчезала, будто её поедал невидимый великан. Онар испугалась, что вскоре исчезнет и она. Зажмурившись, царевна почувствовала, как у неё из-под ресниц хлынули слёзы и заструились по щекам, затекая и теряясь в светлых, шелковистых локонах волос.
Кто-то прикоснулся к её щеке и вытер слезу. Онар открыла глаза и с какой-то непонятной радостью увидела склонившегося над ней незнакомца, которого не так давно встретила у пшеничного поля.
Сейчас его глаза были цвета ночного неба. Он, как и при прошлой их встрече, подал Онар руку и она, вложив в его ладонь свою, неожиданно легко поднялась с постели. Никакой тяжести, боли в груди и слабости царевна более не ощущала.
Незнакомец вёл её прочь из рушащегося дворца. Онар шла за ним, чувствуя себя странно, ей казалось, что её связали, лишили воли, но она не хотела сопротивляться этому и просто следовала за своим, как ей думалось, спасителем, и боялась только одного – что он отпустит её руку.
***
Арона разбудил какой-то странный шум. Он сам не понял, что это было, но чувство тревоги заставило его в спешке одеться и выйти за двери.
Дворец спал. Коридоры, пустые, широкие и длинные, с картинами на стенах и голыми полами, от которых каждый шаг отдавался эхом, были подёрнуты бархатной темнотой и таинственностью. Тишина.
Арон немного постоял, прислушиваясь и глядя в высокое окно, через которое пробивался свет от лунного серпа, и вдруг заметил в стороне некое движение. Он подошёл к лестнице, ведущей к комнате Онар, облокотился на перила, заглядывая вниз на ступеньки, и вновь прислушался.
Кто-то быстро и тихо, даже невесомо, спускался вниз. Недолго думая, Арон поднялся наверх. Непонятный страх сдавил ему грудь. Он бы ни за что не ворвался в покои Онар ночью, и сейчас не стал бы этого делать, если б не увидел, что двери её комнаты раскрыты.
Сначала медленно, чувствуя вину за это проникновение, Арон шагнул за порог её комнаты. Обычно на повороте коридора, ведущего к этим дверям, стояла стража, и Арон не мог понять, почему сейчас там никого не видно, да и вообще этой ночью было неправдоподобно тихо, словно кто-то укутал дворец в душное, тяжёлое одеяло.
Арон отодвинул прозрачную ткань балдахина и увидел, что постель Онар пуста, только на подушке лежал его подарок: полуночный камень в виде месяца. Кулон мерцал призрачным голубым сиянием и источал лёгкий запах… полыни.
***
Молодой мужчина с белыми как лён волосами больше не выглядел робким. Его карий, тёплый взгляд сейчас был жесток и сосредоточен. От быстрой ходьбы за спиной у Арона развивался плащ, в руке красным пламенем полыхал факел. Позади него слышались голоса людей, Арон шёл, и шаги его гулким эхом дробились по подземелью дворца.
Когда он понял, что Онар пропала, сразу же поднял тревогу. Её искали во дворце и снаружи, выяснили, что ворота дворца не открывались, что стража ничего подозрительного не видела, а служанки Онар, находившиеся в комнате напротив покоев царевны, не спали, но не слышали ни звука.
Казалось, что дворец на то время окутал морок, Арон боялся, что так оно и было…
В подземелье, из которого, зная тайные ходы, можно было выйти из дворца к лесу, Арон бросился, не помня себя. Он сердцем чувствовал, что Онар совсем недавно прошла здесь! И подозрения его подтвердились, когда спустившись под дворец, Арон обнаружил врата, что обычно запирались на крепкий засов, над которым висел тяжёлый замок, распахнутыми настежь.
Кто-то взял у стражи ключи, но стражники клялись, что никого не видели. Никто из них не признался, что на самом деле они заснули на посту…