А страшное в своей красоте поле полукольцом охватывают молчаливые острые скалы… И Смерть шепчет своему одиночеству песню, которая терзала её холодное сердце.
— Лето и шумит листва… Что делать мне с вечностью без тебя? Ушёл ты и не вернёшься ко мне, ведь случись это и я исчезну в дыхании жизни, а ты, всё равно, окажешься от меня вдали, — она испытывала все поглощающую тоску по своей любви и боль от бессилия вернуть её. — Твои руки, я помню их, о, как они были теплы, сильны… Глаза — небесная синь, волосы — выбеленный на солнце лён. И твой голос — музыка, для которой я не найду слова… Биение сердца твоего, горячее, живое, я бы слушала его всегда. И ни за чтобы не коснулась, не обратила бы в лёд. Да и готова была никогда, никогда не приходить к тебе. Забыть все тропы, что вели к твоему дому! Не искать на дорогах твои следы! Не смотреть в глаза, не поднимать на тебя головы. Лишь бы ты… Лишь бы ты… Остался здесь, во плоти, живой, а не растворился в бесконечности, там, где уж нет для меня пути. Я не властна над теми, для кого меня нет. Люди — тени, их я подвожу к вратам, за которыми сияет рассвет. И они исчезают при свете, а некоторые, при тьме… И только это есть моя смерть, ведь для них меня более нет. И этот закон неизменен уж множество тысяч лет. Мы отныне в разных мирах. Тебя тоже не существует для меня. Мне лишь осталось шептать слова:
Это не могло бы продолжаться вечно. Всему однажды наступит конец. Но вступив в спор с извечным, ты ищешь выход, которого нет. И веришь в переменчивость бытия, и не важно, что всё остаётся так, как вчера. И не важно, что ты ходишь по лезвию ножа. Просто верить — мало, но разве нельзя?.. И, тем не менее, знаю — больше мы не увидимся никогда.
Тебя… полюбила… Смерть.
Тебя полюбила Тьма.
И последняя, а не я, погубила тебя.
«Не ты? Верно, оговорилась, сестра».
Смерть остановилась и обернулась в сторону голоса, прозвучавшего из чёрной, поглощающей свет завесы, появившейся у арок росших ввысь корней.
— Нет, не оговорилась, я защищала людей от тебя, потому Он и погиб. Карнэ… Давно мы не разговаривали.
«И к лучшему, пусть ты единственная, кто может слышать меня не во сне, я не скучала по тебе. Ах, — протянула богиня, — прости, мне следует следить за словами, не хочется причинить боль твоему и так израненному сердцу, напоминая, что ты не можешь спать, да и умереть не способна. А если подумать, поэтому ты, как и я, не жива. Этим мы схожи».
— Ошибаешься, я конечно воплощение Смерти, но могла бы стать смертной, а значит — жива. Странный разговор, и имеет много разветвлений, оставим его, сейчас он бессмыслен, так как не даст нам ничего.
«Хорошо, будем о другом… Мой сын, отца которого ты, ради высокой цели, отправила во тьму на сотни лет, я знаю, что ты что-то задумала против Вэриата. Сестра, тебе закрыты к нему пути, в отличие от меня. И всё же, твой холод собирается рядом с ним».
— Я не против Вэриата. Он желает освободить тебя, — Смерть подошла к завесе, и по тьме кольцами прошла рябь, как по воде от брошенного в неё камня, — а я сделаю всё, чтобы ты не вышла из своих кошмаров, которые и породили тебя.
«У нас одна мать, не забывай, просто, видимо, я вышла из её снов. Великой ведьмой была эта пряха».
— Прощай, Карнэ, — Смерть, не касаясь земли, пошла прочь от чёрной завесы.
«Просто хотела предложить тебе сделку: ты не будешь касаться моих дел с сыном, а я помогу тебе вернуть нашу… твою любовь».
Смерть замерла, рука её дрогнула. Она прижала её к груди, чувствуя под пальцами холод. Затем Смерть вздохнула, и печальная улыбка появилась на её губах.
— Это невозможно…
«Отчего же? Стань ты смертной, и выберись я отсюда, то, так и быть, помогу тебе встретиться с Ним, верну Его тебе, ведь пока твоя любовь не ушла далеко. Вы сможете быть вместе… Соглашайся, подумай, кому нужно воплощение Смерти? О, великое Время справится и без тебя».
— Людям я нужна, без меня ты бы погубила всех. Я слежу за равновесием и не даю таким, как ты, попирать извечные правила, принося этим в мир хаос!
«Предашь любовь ради людей?» — пронёсся мелодичный смешок богини кошмаров.
— Не предаю, спасаю, — последовал твёрдый ответ. — Ты поработишь этот мир, и даже оставь ты меня и Его в живых, нам не будет здесь счастья. Да и любовь отдаляется, когда во имя её происходит зло.
«Значит ты за закон, неизменно, непоколебимо? И не способна на жертву ради…»
— Не искушай меня! — её серебряные волосы развились на вмиг поднявшемся ветру. На лицо Смерти упала тень, глаза засверкали словно звёзды, и чёрная завеса подёрнулась пламенем.
Карнэ видела, что ей удалось затронуть Смерть за живое, и подумав это, богиня забытья улыбнулась. Ей было искренне смешно, и пусть огонь причинил Карнэ боль, она испытала от этого наслаждение.
Ветер, что вспугнула словесная схватка древних сил, покружил по пустому полю, на котором остался только он и, воспарив к ясному небу, устремился вдогонку ушедшей тучи, чтобы разорвать её в клочья, тем самым стерев с себя остатки мрака и холода, которые случайно подхватил с места встречи Тьмы и Смерти.
Глава шестнадцатая
Во рту у Ра стоял привкус крови. Не открывая глаз, она сглотнула и попыталась что-то сказать, но из её губ вырвался только тихий стон. Она слышала рядом треск костра и какое-то движение. Чувствовала, что лежит на чём-то тёплом и укрыта плащом. Наконец ей удалось разомкнуть глаза и проговорить:
– Мы уже в роще теней?
– Куда там, – раздался недовольный голос Мэла, – до рощи ещё идти нужно. Мертвяки так бушевали, что пришлось плыть к ближайшему берегу.
Ра скосила на вампира глаза. Головой двигать было больно, она словно раскалывалась. Мэл сидел недалеко от неё и смотрел в огонь. Вот он подбросил в костёр пару палок и те, вспыхнув, ещё больше разогнали сгустившиеся сумерки.
– Что со мной? – Ра не могла понять, почему ей плохо. – Что произошло?
– Произошло то, что тебя обожают неприятности. Ты вдруг оказалась у самой воды и до тебя дотянулся один утопленник, когтем продырявив тебе спину. Если ты не знала, у них имеется коготь на большом пальце правой руки, и он ядовит.
Ра было очень плохо, чтобы вслух паниковать, так что она занялась этим про себя. Одно то, что её коснулся липкий, проклятый мертвец, вызывало у неё содрогание, не говоря уже о том, что теперь она отравлена.
– Спину продырявил? – только и спросила Ра, на что Мэл усмехнулся.
– Да ладно тебе, не смертельно, там так, довольно глубокая царапина. Если учесть, что у тебя истекает срок выполнения поручения Смерти, переживать из-за раны вообще не имеет смысла.
– Успокоил, – Ра хотелось расплакаться, но у неё не получалось, все слёзы словно высохли.
Оказалось, что она лежит на плаще Мэла, и это обстоятельство напрочь стёрло обиду на вампира, заменив её благодарностью.
– Я оставлю тебя, – вдруг сказал он.
Красные блики огня плясали на его лице, и глаза Мэла казались чёрными.
– Не уходи! – Ра не смогла даже приподняться, чтобы ухватить его за руку. Оставаться одной в таком состоянии ей не хотелось. – Побудь со мной хотя бы до утра!
Мэл загадочно улыбался, Ра стало жутко от его вампирской улыбки. Но когда он подошёл и склонился над ней, она увидела, что Мэл смотрит на неё с печальной нежностью.
– Не могу, я себе проблем наживу, если помедлю. Я чувствую приближение того, с кем не хочу встречаться, а вот тебе лишним не будет увидеться с ним. Если после этого ты останешься здесь и будешь жива, я вернусь за тобой. Прощай, Ра.
Видимо, это из-за темноты, что была здесь плотнее, чем за пределами леса вдали от гор, и из-за яда, который гулял по её венам, но Ра показалось, будто изображение Мэла расплылось, а затем и вовсе растворилось в воздухе. Эту иллюзию нарушали только его отдаляющиеся шаги, которые Ра слышала, будучи уже в полусознательном состоянии.