— Тебе что, жалко этих людей?
— Нет, тут что-то другое. Себя, может быть, жалко. Жалко нашего детства, городка нашего убогого, Волгу жалко, неба и облаков… Кто-то у нас все это отнял, Олежка.
— Ты говоришь такими словами, ты ли это вообще? Обычно ты меня обрывал, когда я начинал говорить подобные вещи.
— Так оборви теперь меня ты! — засмеялся Андрей. — Ладно, не будем нагонять друг на друга тоску, ничего, как-нибудь прорвёмся… И вообще, ты позвонил не вовремя. У меня свидание.
— Деловое?
— Более чем. Через час встречаемся с известной вам Татьяной. На смотровой площадке Воробьёвых гор.
— Молодец! — обрадовался за друга Олег. — Вот это ты молодец! Удачи тебе, Андрюха! Привет тебе от Аллы и Нади. Мы все тобой восхищаемся! И большой привет от нас всех Тане.
— Пока Олежка! Ты знаешь, о чем я мечтаю?
— Откуда же я могу знать? Тебя не поймёшь, ты какой-то сегодня чудной, необычный…
— А мечтаю я о том, что сядем мы с тобой когда-нибудь вдвоём на нашем берегу Волги. Поглядим с высокого берега на её течение. А потом спустимся вниз, сядем в лодку и поплывём, медленно так поплывём по течению. И не надо будет никого бояться, ни от кого прятаться, ни в кого стрелять, никого разоблачать…
— Это можно. Это здорово… Только почему вдвоём? Вчетвером.
— Можно и вчетвером. Только вот кто именно составит нам компанию, это ещё большой вопрос… Жизнь сложна и непредсказуема, Олежка.
— Как кто? Ясно кто.
— Тебе всегда все было ясно. Ты всегда бросался вперёд на что-то новое. Как, впрочем, и я. А вот теперь я начал во всем сомневаться… И в каком мне теперь надо двигаться направлении, я не знаю. Это ещё никто мне не доказал. Ладно, все, Олежка. Звони. Не забывай. Удачи тебе.
— Пока, Андрюха. Спасибо тебе за все, что ты для нас сделал…
…Однако в следующий раз они поговорили только через несколько месяцев, уже в середине октября. Олег позвонил и сообщил, что они освоились на новом месте, никто их не преследует, он и Алла работают в юридической фирме у Владимира Кулагина, хорошо зарабатывают, что живут они с Аллой душа в душу, а месяц назад в Нью-Йорк приехала мать Аллы и теперь тоже живёт с ними, что Надя усердно изучает английский язык. И вообще все хорошо. Только все очень тоскуют по России, по Москве. Разумеется, следят за тем, как развиваются события вокруг банка «Роскапиталинвест».
— Да, — вздохнул Андрей. — Банк продолжает процветать… Спихнули все беды на покойного Павленко и главного бухгалтера Софронова и бурными темпами помчались грабить дальше… Бывший вице-премьер стал членом Совета Федерации, и никакие счета в швейцарских банках ему не помешали. Хотя надо сказать, что некоторые счета и арестованы. Ты, наверное, слышал, что Софронов провёл несколько месяцев в Бутырке и только недавно выпущен под подписку о невыезде по состоянию здоровья? У него случился инсульт.
— Слышал, конечно. Тут порой такие вещи становятся известны даже быстрее, чем в России.
Андрей хотел что-то сказать, но Олег перебил его.
— Ну как у тебя с Татьяной? — спросил Олег. — Аллу этот вопрос очень интересует. Тебе, кстати, большой привет от всех. Их сейчас нет дома, отправились тремя поколениями в супермаркет за покупками. Вот я и звоню, а то толком бы поговорить не дали, стали бы постоянно перебивать, задавать вопросы. Скучаем ведь, Андрюха, по России, ох, как скучаем… Так как же с Татьяной? Не узаконили ещё ваши отношения?
— Нет, — ответил Андрей. — Мы вообще перестали с ней встречаться.
— Почему?
— А потому что она по-прежнему любит мужа, мёртвого. А ко мне испытывает лишь благодарность, не более того. Да и то, непонятно за что, я ведь ничего не сделал и ей об этом говорил постоянно. Впрочем, это неважно… Я понял, что она меня не любит, и тоже перестал испытывать к ней какие-либо чувства. Тут ведь все взаимосвязано. А тебе могу сообщить что-то другое. Я все хочу сказать, но ты меня постоянно перебиваешь, тараторишь, слова не даёшь произнести. Так вот, ты позвонил очень вовремя. Неделю назад Лена родила сына.
— Быть того не может! — воскликнул Олег.
— Значит, может, — засмеялся Андрей.
— Я даже не знал, что она была беременна… — не уставал поражаться Олег.
— Другого способа родить пока ещё не изобрели.
— А тогда ты знал о её беременности? Ну, тогда, в мае?
— Знал, разумеется. Она сама мне об этом сказала. Да и заметно уже было. Только, разумеется, не с такого расстояния, на котором вы находились друг от друга. Да и одета она была соответственно. Тебе, когда ты звонил, я говорить об этом не стал, зачем тебе в те дни были нужны лишние переживания? К тому же Лена была уверена, что ребёнок не от тебя.
— А… — хотел что-то спросить Олег, но вдруг осёкся и спросил совсем другое: — А откуда тебе стало известно, что она родила?
— Мне позвонил Георгий Романович. И я вчера был у них дома на Котельнической. Знаешь, как назвали сына?
Олег молчал, о чем-то напряжённо думал.
— Чувствую, что ты догадался. Правильно догадался, его назвали Олегом. Дедушка с бабушкой, правда, хотели Георгием, в честь деда, но Лена настояла на своём. Если бы ты видел, как он похож на тебя! Просто копия.
— Но этого не может быть! — воскликнул Олег. — Почти не может быть. Неужели… — он призадумался. — Это было в начале января… Один раз за долгое время… Всего один раз… Мы вдвоём встречали Рождество. А потом снова страшно поссорились, и она стала пропадать целыми днями, не ночевала дома… Она жила с этим… Ладно, не хочу об этом… А с начала марта я её вообще не видел. До нашего отъезда… Неужели?..
— Говорю только то, что видел. Факт есть факт, одно лицо… Глаза такие же голубые, форма бровей, форма губ… Ну просто вылитый ты, только в миниатюре… Олежка, я же тебя помню ребёнком… Не таким маленьким, разумеется, — снова засмеялся Андрей. — Мировой пацан, толстый такой, золотистые кудряшки, складочки на ручках и ножках! Пять килограммов весил при рождении. А за неделю наверняка ещё прибавил. Дедушка с бабушкой на него буквально не надышатся… Видел бы ты их лица! Что же ты молчишь?
В трубке воцарилась пауза. Потом раздался кашель.
— А как она… Лена? — спросил наконец Олег. — Как она себя чувствует?
— Чувствует хорошо, роды прошли удачно. Хотя, конечно, родители очень волновались, сам понимаешь, тридцать шесть лет, первые роды… Но все прошло благополучно.
— Я не совсем об этом. Как она… вообще? — сбивчиво спрашивал Олег, с трудом подбирая правильные слова для вопросов.
— Как вообще, говоришь? Что я могу сказать? Сильно поправилась. Похорошела после родов, я бы сказал, даже помолодела. Но главное в другом. Она счастлива, Олежка. У неё такое счастье в глазах. Особенно когда она смотрит на маленького Олега Хмельницкого. Глаза у неё такие. Как тебе сказать? Ну, радостью светятся. И ещё чем-то, каким-то новым пониманием жизни, что ли, восприятием всего окружающего. И это поразило меня больше всего. Хотя удивляться тут в общем-то нечему, наверное, все женщины меняются после того, как становятся матерями. Но все же… А поразила меня, наверное, перемена, произошедшая с ней. Она очень переменилась с того майского дня, когда… Ну… Когда я увидел её в первый раз… А, ладно… И знаешь, что она мне сказала?
— Что?
— А сказала она вот что: «Я была тяжело больна, Андрей. А теперь я выздоровела, теперь мне хорошо… Мне есть для чего жить».
Теперь довольно долго молчали оба. И наконец Андрей произнёс тихо и задумчиво, каким-то совсем необычным для себя тоном:
— Жизнь, Олежка, возможно, и хороша именно своей непредсказуемостью. Ждёшь одного, а происходит совсем другое… И никто не может ответить, что ждёт нас в будущем, и с кем мы поплывём на лодке по нашей Волге на край света… Так что, будем жить дальше и ждать от жизни новых сюрпризов. А они обязательно будут…
Олег молчал. Он не знал, как возразить на эти слова своего старого друга, которому он обязан жизнью. Впрочем, ему вовсе и не хотелось ничего возражать.