Но окаянное поле смачно, с писклявым звуком исторгло его из себя прочь. Он выматерился, рванул ворот, вдавился вновь, гул стал нестерпимым, хрипя и отплевываясь, он сделал несколько шагов…
И вдруг он ощутил грузный толчок в спину и в плечи, жаркое и влажное дыхание в затылок. Гул в ушах перешел в адский, пронизывающий звон, он почувствовал, что плоть его чуть не рвется от взрывной глубинной боли. И, уже теряя сознание, отчетливо, до слёзной рези он увидел с точностью до мелких деталей фрагмент очень давнего, но из раза в раз повторяющегося уже много лет сна:
он идет по улице которой давно нет на которой он жил когда-то подходит к угловому дому двухэтажному кирпичному дореволюционной постройки поднимается держась за деревянные перила по гулкой железной лестнице идет по пустому гулкому коридору заставленному пыльными шкафами опрокинутыми столами ширмами кадками с засохшими фикусами идет к угловой комнате там жила женщина, когда-то нестерпимо давно он почти не представляет ее образ только голос он открывает дверь за нею то что и должно было быть груда брошенного хлама паутина и плесень
Так уже много лет. Сон, втатуированный в душу. Пустой коридор, угловая комната, нежилая пустота за дверью, горькое пробуждение. Но на сей раз — все будто иначе. Нет туманной расплывчатости, что бывает во снах. Наоборот, всё даже четче, нежели наяву. И главное — дом на сей раз обитаем! По коридору снуют, не видя его, люди, катается на трехколесном велосипеде четырехлетний белобрысый пацан в майке не по росту, висит стиранное белье, пахнет прогорклым маслом, керосином и хлоркой. А за дверью угловой комнаты слышится неясный шум… Он постоял, набираясь духу, затем бережно потянул дверь на себя…
…«Дорогу! Да-арогуу! Па-берегись!..» — вдруг услышал он почти над самым ухом. Едва успел обернуться — прямо на него катилась низкая трехосная тележка, груженая картонными коробками пластиковыми ящиками, сетчатыми тюками и еще чем-то шатким и громоздким. Успел заметить возницу — тощего, жилистого человечка в грубом долгополом плаще, с густыми патлами цвета дорожной пыли и бесцветными, распаренными от злобы глазами. Он успел шагнуть в сторону, тележка прокатилась мимо, громыхая колесами. Возница обернулся, глянул на него с тоскливой злобой и пошел мимо с сипловатым «Да-арогуу! Па-берегись!..»
— Говорю ж вам — осторожней надо, — женщина глянула на него насмешливо и участливо. — Чуть не сбил вас полоумный этот. Наркоман, сохрани бог. Ой, да что ж вы расцарапанный какой? Кровь на щеке. Я не заметила сразу.
— Н-нет. Это не он. Это — там…
Он тщился восстановить временную цепочку, но звенья ее беспорядочно рассыпались. Слово «там» осталось, бесформенным сгустком промозглого мрака.
— Где там-то? Нету никакого «там», ясно? Только здесь да тут. Эх. Вроде, только что вполне себе прилично выглядели. Фасадно. Весь с иголочки, как звездочка на ёлочке. А сейчас — лицо расцарапанное, грязь на рукаве. Обувка мокрая. Где так промокли-то, дождя месяц как нет. Что-то не так с вами, точно. Вы мне, пожалуй, покупателей распугаете, — она вдруг глянула на него пристально и слегка улыбнулась. — Домой бы вам, да полежать. Дом-то свой помните, где?
— Помню, — ответил он, не раздумывая. А еще через мгновенье понял, что перед ним — та самая женщина, что была в вначале. Не беспалая крикуша, со скрипичным ключом на ладони, а именно та, с которой всё и началось. Ну да — голос. И… что-то еще, кроме голоса. Что-то еще… Стоп! Всё началось. А что — началось? Что-то же случилось за эти несколько секунд, взялись ведь откуда-то царапины на лбу и ладонях, брюки мокры до колен. Наваждение проклятое…
Он плотно, до рези в глазах зажмурился и сжал ладонями виски…
И тотчас память его словно раскололась на две неравные части, и на свежем, дымящемся сколе он в мановенье ока увидел все, что стряслось с ним недавно, вот только что, запечатлелось, но было кем-то наглухо закупорено…
— …Я говорю, домой бы вам.
— Вы когда заканчиваете? — перебил он ее неожиданно для самого себя.
— Что заканчиваете? — она разом подобралась. — Работу, что ли? Да сейчас и заканчиваю. Розка пришла, сменщица. Переодевается в кладовке. А вам зачем?