Через час Ганс вызывает меня к себе. Ох, у него уже болит голова от проблем с охраной… «Ах, какой ты, Макс, тщеславный… Ох, мне все равно, кто будет шефом, главное, чтобы в диско был порядок… Подожди, Макс, дай мне высказаться… Ох, да какая разница, вы ведь одна команда… а вы, как два быка, рогами уперлись… Это уже не мои проблемы… Я тебя не понимаю… Все-таки у немцев и иностранцев разный менталитет — вот я бы никогда не пошел просить помощи…»
Больше всего мне хотелось сказать: «Ну ты и сука после этого». Но я промолчал. Как-то жалко его стало. Урода. А может, я просто устал? Усмехнулся, успокоил его… Не надо никуда звонить, Ганс. Не надо ни с кем разговаривать. Все-таки, наверное, я добрый парень. Впрочем, я ему всегда покровительствовал. Как младшему брату-дебилу.
Что вот теперь делать? Буду думать. Картинка мира не устает меняться. А я устал.
Спать пойду.
Слушал девочку, пытавшуюся петь блюз. Приятный голосок, правильно и вовремя попадает в ноты. Ну и всё.
Нет, подруга, ты сперва смени пару-тройку мужей, потерпи мужские попойки, отчаянье, вот тогда все получится. Что поделать, требование жанра! А если серьезно, то сколько раз я замечал, что о «большой, но чистой любви» лучше всего поют женщины, прошедшие Крым и Рым. И голосок у них может быть средненький, и песенка так себе, но впечатление от их пения потрясающее. Женщины объективно во многом лучше нас, мужчин, и когда их отколошматит жизнь вдоль и поперек, тяга к чистому, светлому у них все равно остается. Если не надежда на это, то тоска по несбыточному. И когда такая женщина берет в руки микрофон, тогда и рождается чудо, потому что всю печаль, всю невостребованную трепетность и тоску она вложит в пение. В этом заключается очарование уличной девчонки Эдит Пиаф. Таков секрет успеха оторвы Мадонны. Так держалась на вершине вульгарная Пугачиха. Так пела алкоголичка Марлен Дитрих.
Жаль, что Барбара не разрешила выложить запись с ее диска в Интернет. Там есть пара песен, они душу переворачивают. Немудрено.
Напали у дверей танцхауса. Тот самый босниец-психопат, что год назад ринулся на меня с железной трубой. Пришел с дружками, протянул руку для рукопожатия и… нанес удар. Как я отреагировать успел, не знаю. Увернулся. Принял стойку. Длинный, черт. Но драться не умеет. Сносящие, но слишком очевидные удары, попадет — быка завалит, только не попал ни разу. Дважды я легко подныривал под его кулак, и он не сумел коснуться меня даже вскользь. Я втащил оказавшегося рядом и оцепеневшего от ужаса посетителя дискотеки внутрь, захлопнул железную дверь перед ломаным носом придурка — и выматерил Ганса, который именно сегодня отключил аварийный замок. Обычно достаточно резко хлопнуть дверью, и ее тараном не откроешь. А тут я дверь к себе, а придурок к себе. Оторвал железную ручку! Хотел врезать этой полуметровой скобой мне по голове, но я снова успел прикрыться дверью. Народ с перепугу вызвал полицию, взяли показания у очевидцев. Нет, блин, если так дальше пойдет, разорюсь на бронежилет.
Сколько отморозков стало приходить… И откуда берутся только?
Несколько слов о том, стоит ли так рисковать «за Германию».
Во-первых, руководить охраной — это моя работа, за которую платят, и платят хорошо. А риск — неотъемлемая часть этой работы. Пожарник тоже рискует, рискует и электрик. Не думаю, что их риск более оправдан, чем мой.
Во-вторых, мне нравится эта страна. Нравятся ее законы, отношение к человеку, люди — среди них много таких, кого редко где встретишь.
Ну, например, однажды ночью заглох за десять километров до дома мой мотоцикл. Поминая недобрым словом судьбу, посадившую меня на капризного коня, я поволок его в гору. Мимо на огромной скорости, буквально в полуметре, проносились машины, было темно, меня совершенно не видно, свернуть некуда. Неожиданно одна машина, взвизгнув покрышками, резко остановилась, и из нее вышел парень лет двадцати трех, с виду самый обыкновенный немецкий студент.
Он сказал, что меня совершенно не видно на дороге, а это опасно, и предложил свою помощь. Когда выяснилось, что тросом мотоцикл к его машине не привяжешь, он вместе со мной шел не меньше километра, сигналя своей оранжевой, со специальными отражателями света курткой мчавшимся мимо автомобилям. Когда же я почти насильно отправил его обратно — парень явно ехал либо в ночной клуб, либо на дискотеку, и в его планы наверняка не входило десять километров топать в ночи, размахивая курткой, — так вот, он ушел только после того, как я согласился… взять у него куртку с отражателями! Причем мы оба были в такой запарке, что даже не спросили друг у друга ни адрес, ни телефон. Знаю только, что зовут его Томас.