Не зря Арина боялась директрису. Ох, не зря! На Вечесловых надежды нет, заступиться за Арину некому, кроме Господа. «Помяни Господи царя Давида и всю кротость его, как Батюшка царь Давид был тих, краток, терпелив, и милостив, так чтоб все враги для рабы божией Арины были тихи, смирны, терпеливы, и милостивы» – Арина читала молитву шёпотом, чтобы не слышали за дверью.
Молитва дошла до «адресата» удивительно быстро: на помощь он послал «тяжёлую артиллерию» в лице Вечеслова.
«Исключено. Ребёнок должен расти со сверстниками, и никак иначе. Социум – вот что нужно нашей девочке. А мы за неё в ответе. Мы, опекуны! – полковник рубил слова как дрова, взмахивая рукой и отпыхиваясь после каждой произнесённой фразы. – Ей и так будет тяжело – после православной гимназии, тихого блаженного мирка, где все друг друга любят, все всем помогают, попасть в этот ваш ад, именуемый общеобразовательной школой. А вы её на второй год оставить хотите. В пятый класс… Да вы в своём уме, уважаемая?»
Вячеслов уже не говорил – грохотал, красный от гнева и от обиды за свою воспитанницу, которую чуть ли не в глаза назвали умственно отсталой. Директриса смотрела на него со страхом: рассвирепел как лев, вот-вот удар хватит. Если у львов бывают удары. Только этого не хватало, в последний учебный день… Может, скорую вызвать? Вон, у него на шее жила вздулась… Послал Бог опекунов.
«Так может, ей продолжить учёбу в православной гимназии? Далековато, правда, но девочке там будет уютнее. И с программой справится, пойдёт в седьмой класс…» – миролюбиво предложила директриса.
«Далековато это не то слово. Если я правильно понял, вы нам предлагаете возить ребёнка каждый день через весь город чёрт-те куда, в эту гимназию? Пока в аварию не попаду и машину не угроблю. Вы этого хотите? Или чтобы сама ездила, на городском транспорте, час туда, потом семь уроков, потом час обратно? Чтобы у неё не было времени ни на уроки, ни на гулянье, ни телевизор посмотреть?! Гуманно, в высшей степени. А теперь слушайте. Арина продолжит учёбу в вашей школе. В седьмом классе. Если вы со мной не согласны, разговор продолжим в гороно.
«Я не говорю, что не согласна. Но вы же понимаете, что она не сможет учиться. Вы же слышали, какой бред она несла».
«Этот бред, как вы изволили выразиться, между прочим, священное писание. За оскорбление веры статья полагается!» – гремел Вечеслов, забыв, что сам неверующий.
Директрисе всерьёз казалось, что на неё сейчас упадёт стена…
Вера Илларионовна пробовала остановить расходившегося мужа.
Вечеслов бушевал.
Арина теребила пальцами помпон на новой шапке и думала: «Не примут в школу… Определённо не примут. И в православную гимназию возить не будут, им бензина жалко. Что тогда делать?!»
Прозвенел звонок, открылись разом все двери, из классов гурьбой высыпали дети, коридор наполнился смехом, криками и топотом. Теперь уж точно ничего не услышишь. Пробегавший мимо мальчишка потянул из её рук беретку. Арина вцепилась в неё обеими руками, мальчишка дёрнул за помпон, и тот оторвался. Арина ахнула. Её обидчик рассмеялся, отскочил на шаг и через мгновенье исчез, смешавшись с толпой одноклассников. Помпон он унёс с собой.
Арина стояла у дверей учительской и тихонько всхлипывала. Какая-то девочка тронула её за рукав:
– Чего натворила-то? В последний учебный день удержаться не могла?
– Я не натворила. Я просто так стою.
– За «просто так» к директору не вызовут. Вот и стой, реви теперь.
В обращённых к Арине словах не было участия, к которому она привыкла в православной гимназии. Там никто ни над кем не смеялся и уж тем более не радовался чужой беде. Там Арину обняли бы за плечи, спросили бы, что с ней случилось, предложили помощь – и одноклассницы, и учителя. А в словах этой девочки звучала злобная радость. Они с Ариной даже не знакомы, за что же она на неё злится?
Наконец открылась дверь и вышли Вечесловы. Арина уткнулась лицом в Верин плащ и захлебнулась слезами.
Домой она шла с опущенной головой. Настроения не исправило даже мороженое, которое девочка ела впервые в жизни. Иван Антонович от этих её слов ужаснулся:
– То есть как – не пробовала? Ты до шести лет с мамой жила, что же, она тебе мороженого не покупала?
– Не покупала. Мне сладкого нельзя было, я на гимнастику ходила.
Вера Илларионовна пообещала себе, что мороженое Арина будет есть каждый день. И сказала преувеличенно бодро:
– Ну что, семиклассница? В школу тебя приняли, летом позанимаемся с тобой, будешь всё знать. Такое событие надо отпраздновать. Купим торт и устроим чаепитие в Мытищах.
– А зачем… в Мытищах? Это такое кафе? А можно дома чаю попить? Можно?