Фамилии «не имеющих совести» директриса знала наизусть…
После разбора полётов, на который Родина не пригласили, поскольку с места преступления он ушёл раньше других, и уборщица о нём не вспомнила, – после выволочки и предупреждения о возможном отчислении из школы четвёрка разбиралась уже друг с другом. Кто-то ж рассказал! Кто-то же их предал! Ясное дело, не Зяблова, она бы не посмела.
Друзья рассорились в тот день насмерть и разошлись врагами.
В классе обратили внимание на притихшую четвёрку, что обозлило их ещё больше. Сашка Зоз на перемене подошёл к Арине, спросил миролюбиво:
– Зяблова, мы же пошутили просто. Мешок нашёлся ведь, не пропал. А пальто само упало, мы не видели даже. Кому оно нужно, твоё пальто? Ты это… не обижайся. Только скажи честно, ты́ директрисе настучала? Мы тебе ничего не сделаем, чесслово, вот чтоб я помер, если вру! – поклялся Сашка. – Не веришь? Ну, хочешь, перекрещусь?
И встретил удивлённый взгляд.
– Не она это, Неделя. У неё глазищи такие были… вылупленные. Точняк, не она, – втолковывал он приятелю.
– Ну а кто тогда? – удивился Неделин. И схватив Сашку за рукав, жарко зашептал в ухо: – Может, Рода? Точно он! Зябин мешок мы втроём прятали, а Пашка куда-то слинял. И когда нас в учительской чихвостили и родителей в школу вызывали, Рода не признался, что с нами был. Друг называется… Друзья так не поступают.
От четвёрки хулиганов, к радости всего учительского состава, отделилось трое «неблагонадёжных», и Родин остался в одиночестве.
За разговоры с Миланой во время урока (Арина с ней помирилась, потому что Милана попросила прощения и потому что старец Фаддей Витовицкий говорил: «Пока мы носим в себе обиду – мы не находим покоя, а когда прощаем, то наступает мир») Валентина Филипповна пересадила обеих на «лобное место» – первую парту перед учительским столом. «Лобники», не веря своему счастью, отправились на последнюю.
Сидеть лицом к лицу с учительницей было неприятно, Арина не знала куда девать глаза. В довершение ко всему, на парте позади неё сидел Пашка Родин. И не удержался, привязал Аринины косы к спинке её стула, отомстив таким образом за потерю друзей.
Прозвенел звонок. Арина встала, таща за собой стул. Охнув, опустилась обратно и схватилась за косы. Класс радостно заржал. Милана отвязывала Аринины косы, распутывая тугие узлы. Арина шипела сквозь зубы, когда было больно, и вспоминала слова преподобного Григория Нисского: «Всякое действие, простирающееся от Божества на тварь, от Отца исходит, через Сына простирается, а совершается Духом Святым». Хорош же этот святой дух, если он заодно с Пашкой… А Родин тварь и есть. Тварь!
Глава 9. Метаморфозы
Христова любовь к ближнему в «миру» не работала, поняла Арина. Ещё она поняла, что надо быть такой как все, а с Родиным и его компанией говорить на их языке, другого они не понимают.
…Валентина Филипповна вошла в класс и оцепенела от увиденного. Десятый «А» лежал на партах в приступе неудержимого смеха, а на доске красовались выведенные каллиграфическим почерком стихи:
«Всю неделю мается Неделин:
Рейтинг опустился до нуля.
На него глаза бы не глядели —
Плоский, как листок календаря.
Получила кренделей Зозуля,
Ремешка отведала Бадья.
Родин в одиночестве кукует,
А друзей не стало ни …»
Валентина Филипповна машинально «дописала» последнее слово и посмотрела на Родина, увлечённо рисовавшего что-то на парте. В классе раздались смешки.
– Родин. Прекрати уродовать парту. После урока останешься и будешь оттирать, что ты там намалевал. – И, выдержав паузу, проговорила ледяным тоном: – Автора сего шедевра попрошу встать.
Писать так красиво умела только Зяблова. Но она не могла – написать такое! И всё-таки написала. Парадокс. Девочка, можно сказать, социализировалась. Влилась в коллектив. Вот тебе и православная гимназия. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… (прим.: 9 декабря, день святого Георгия (Егория), единственный день в году, во время которого в XI–XVII веках крепостные крестьяне могли переходить от одного помещика к другому.)
Забывшись, она проговорила последнюю фразу вслух, и снова класс лежал на партах, корчась от смеха. Теперь смеялся и Родин, вытирая рукавом мокрые щёки. Плакал он, что ли? Или это от смеха?
Валентина Филипповна подняла руку, призывая класс к порядку. В наступившей тишине Арина поднялась из-за парты. Ответила нагло, в духе Пашки Родина: