Маниакальные периоды, когда человек не может сопротивляться желаниям и контролировать себя, у Арины проходили в лёгкой форме и заключались в переоценке своих возможностей.
– Юлины рисунки на выставку отправили. Она рисует хуже меня, но с ней занимаются, а я… Баба Вера, если вы с дедушкой разрешите, я бы хотела…
И Вечесловы записывали внучку в изостудию, куда она ходила два раза в неделю. Кроме рисования, была ещё хореография и английский («Ба, я английский знаю лучше всех в классе, так наша англичанка говорит. А произношение, она говорит, никуда не годится, и что англичане меня не поймут»).
Неладное опекуны заподозрили, когда девочка потребовала записать её ещё и на плавание:
– У нас полкласса занимаются. Инструктор мастер спорта, учит плавать всеми стилями, и с вышки нырять. А я только брассом умею. Ба-ааа… Ну ба-аа! Ну пожалуйста!
– Тебе ведь тяжело. Вон, под глазами синяки. Не высыпаешься, с уроками не справляешься, троек нахватала. Нет, мы не против плавания, но тогда, может, отменить что-то другое? – предлагала Вера Илларионовна. – Английский. Или изостудию. Рисуешь ты любо-дорого смотреть, и язык знаешь лучше всех, сама говорила.
– Английский нам преподаёт носитель языка, – гордо заявляла Арина. – А в изостудии мы за мольбертами на стульчиках сидим, я не устаю.
– Тогда хореографию – с плеч долой, из сердца вон, – вступал Иван Антонович – Балерины из тебя не выйдет, с гайморитом твоим. Сопли на сцене распустишь, платок достанешь, зрители от смеха с кресел попадают. И будешь в кордебалете стены подпирать, шестнадцатый лебедь в десятом ряду. По клубам деревенским ездить, перед трактористами ноги задирать, с ансамблем затурканным-заё… Никудышным, в общем. В другой-то тебя не возьмут, – не унимался Вечеслов, и Вера сердито на него шикнула.
Арина обиженно сопела: удар попал в цель. Прокол гайморовых пазух ей всё-таки сделали, умолчав о последствиях. И теперь многострадальный нос подтекал, как водопроводный кран. Про кран ей сказала Эльмира Олеговна, хореограф. И повторила, в ненормативном варианте, дедушкины слова про трактористов, а Арину с того дня звала крановщицей: «А вот и крановщица наша явилась… Ногу держать, не опускать, носом не шмыгать. Держать, я сказала! Ты русский язык понимаешь? Или мне с тобой на английском разговаривать? А где твоя улыбка? Будешь с такой рожей танцевать, зрители разбегутся».
Эльмира изощрялась в «красноречии», рассыпая направо и налево площадный мат. Материла она всех своих учеников, не только Арину. Ну, такое у неё воспитание… А куда деваться? Арина молчала и терпела. И страшно обиделась на дедушку, который был прав.
– Ты бы хоть раз поинтересовалась, сколько мы платим за твои занятия. В школе на четвёрки скатилась, тройки замелькали. Это что такое? Не справляешься, так скажи, вместе будем заниматься. И бабушка поможет, если нужно.
Вера согласно кивала. А Арина изо всех сил старалась не показать своей обиды и растерянности: впервые в жизни её попрекнули деньгами. Может, и правда отказаться от хореографии… или от плавания. Но как она посмотрит в глаза инструктору? Что скажет Эльмире? Что денег не дали? Господи, подскажи, вразуми…
◊ ◊ ◊
Из боязни расстроить опекунов и благодаря своим способностям Арина училась на «отлично», но в одиннадцатом классе сил почти не осталось. Завышенная самооценка и непобедимая уверенность в успехе призывали к подвигам и свершениям, останавливать себя не получалось, и о том, что секция плавания и курсы английского – результат маниакально-эйфорической стадии биполярки, Арина понимала лишь когда наступала депрессия…
– Из бассейна приходишь совсем никакая, на тебе лица нет. Вышивание забросила, книжки читать перестала. Думаешь, мы с бабушкой слепые, не видим ничего… Гоняют вас там?
– Гоняют. Но я быстро восстанавливаюсь, – солгала Арина.
– Не похоже, что восстанавливаешься. С завтрашнего дня никакого плавания.
– Да-аа, а что я тренеру скажу-у-у-у? – выговорила Арина со слезами.
Вера Илларионовна не выдержала.
– Дедушка сходит к тренеру и скажет, что ты больше не придёшь. Так ли уж нужно плавание это? Летом на дачу уедем, с Никитой твоим тренироваться будешь. Его научишь и сама научишься.
От бабушкиных слов плакать расхотелось. Как она могла забыть, у неё же есть Никита! И учебник есть, там нарисовано каждое движение, рассказано, как надо дышать, как двигаться. Решено, баттерфляй она освоит сама. Вместе с Никитой. Арина улыбнулась.