- Как давно?
- С полмесяца.
- Это Янир просил тебя?
- Да, Митка. Он.
Тяжело опершись руками о столешницу, Мита поднялась.
- Уходи, Дарн, - спокойно ответила она. - И передай князю: не будет ему ничего. Ничего.
- Мита... - Дарн поднялся, подошел к ней. Умоляюще взглянул в глаза, коснулся плеча. - Как же... ведь много их, Мита. Я - оттуда... с границы... Больше, чем наших, и еще прибывают. Ведь не устоим. А если мы не устоим...
- Так ли слабо нынче княжье войско, что защищать их должна женщина? - гневно спросила Митка. - Где же сила ваших мечей?
- Много их, Митка. И сильнее они - и воины, и колдуны. А у нас ведь, сама знаешь... А если пройдут они да по стране покатятся - что тогда будет, Митка? Ведь они и досюда дойдут... Ради детей, Митка... ради сына твоего! Отвернулась от нас удача. И если виновен был перед тобой княжич Янир, так искупил он давно свою вину. Мы не спим по ночам - и видим вдали зарево их факелов. Степняки идут числом немыслимым, и остановить их... Прошу... и князь просит - помоги, Мита. Помоги.
Мита с полминуты смотрела на него. Потом расстегнула ворот, достала висевший на тонкой цепочке ярко-рубиновый камень, приподняла его, блеснувший в свете свечи:
- А это ты видел, Дарн? Я клятву давала... Сожжет меня та клятва, если нарушу ее. А у меня сын...
- О сыне не бойся. Князь позаботится о нем.
- Обо мне он уже позаботился, - усмехнулась женщина, пряча рубин обратно за ворот. - Пустое, Дарн. Уезжай. Так и передай своему князю - отказала, мол.
Дарн тяжело оперся о стену и замолчал. Где-то во дворе грустно закричала ворона.
- Я не могу, - чуть мягче проговорила женщина. - Не смогла бы, если б даже хотела. Уезжай, Дарн. Я жить хочу. Уезжай.
У порога он обернулся.
- Не передумаешь?
- Нет, Дарн. И подарок забери.
- Себе оставь, - уронил глухо. - Прощай, Митка. Удачи тебе.
- Удачи, - откликнулась она эхом. - Вам удачи.
Сильный вечерний ветер мотал за окном мокрые ветки. Темнело. По серому небу летели, летели, тоскуя, облака.
Мита стояла у окошка, глядя на дождевые струи. Кап... кап... как тоскливая, нескончаемая песня. Как вышить дождь? Серыми косыми стежками на белом, черными ветками... сложный, непонятный узор.
Ах, как она умела петь когда-то - девочка Митка, жаворонок полевой, лесная пташка. Как она смеялась, когда игла, мелькая туда-сюда, выводила на простом холсте причудливые узоры. Как краснела и отмахивалась, когда благодарили люди - то куском пирога, то отрезом льна на платье. Какой игрой для нее это было...
Митка вышивала с шести лет - и это считалось поздно, бабку ее посадили за пяльцы в четыре. А ее вроде и не учил никто - так, сама запомнила; ее не готовили в вышивальщицы, думали - усердия не хватит, ведь ни минуты не сидела девчонка, лишь бы бегать да напевать. А она притихала за работой... или пела - и вышивала, как пела, и на ее узоры приходили поглядеть соседки, когда ей было десять. И дивились, качая головами: не иначе, как лес благословил, не зря же мать Митку не в доме родила, уйдя не в срок за ягодами. Звери лесные колыбель качали, шептали бабки, оттого и растет такая - светловолосая, не в отца и не в мать. А бабка вздыхала тихонько и просила у судьбы счастья для внучки.
Митка всегда любила лес. И не так хозяйственно, практично, как жители их маленькой, в северной чаще затерянной деревни - не за грибы и ягоды, не за мох и бревна, не за шкуры зверей и перья птиц. Она жила - в лесу. И неласковая, хмурая северная эта земля была для нее дороже всех богатств мира.
Север... сосны и песок, вереск, заросли можжевельника, запах мокрой листвы в осинниках, буреломы, пронзительные крики птиц осенними стылыми утрами. Север -колодцы с высокими «журавлями», мох, серое небо, темноволосые молчаливые люди. Рыжие пятна сыроежек под корнями, алые, как капельки крови, ягоды костяники в траве. Север... «север» и «лес» для курносой, кругловатой девчонки было одно и то же.
И иголка в руках маленькой вышивальщицы выводила то медвежонка, пыхтящего над ульем с медом, то хитрую лисичку у норы, то гриб, по которому ползла мохнатая гусеница. А мать все дивилась - откуда ты это берешь?
Ей должны были наречь женское имя, когда Митка, уйдя за ягодами, заблудилась в лесу. Сроду никогда не плутала, а тут - точно леший водил. До заката бродила - а когда поняла, что не помнит дороги, даже не испугалась. Села у лесного ручья, опустила на землю корзину с ягодами, вымыла проточной водой перемазанные ноги. Вытянула из рукава иглу, оторвала кусок от юбки. Игла сновала в руках, а Митка то и дело посматривала в небо. Низкое солнце качалось над ее головой, пронизывая листву; потом на пень рядом с девочкой слетела любопытная птаха. Митка вышивала. Неведомое стучалось внутри и просилось наружу. Лес пел кругом летнюю песнь, и когда на поляну вышел огромный лось, Митка не удивилась даже. Просто поднялась - и поклонилась лесному хозяину.